Могильщик. Цена покоя - [30]

– Ты похож на них, я – нет, – зло перебил своего спутника юноша.

– Ты тоже похож, мальчик мой, пусть и не так сильно. Я знаю, как тебе тяжело, но ты должен это понимать. Лучше просто не думай о матери, забудь о ней и никогда не вспоминай. Главное, ты – один из нас, Крион. Думай об этом.

Юноша кивнул.

При этом его красные от прожилок глаза смотрели только на Эльверста так, будто видели его…

Сновидец вскрикнул и проснулся.

– Тише, – сказала она, приглаживая его мокрые от пота волосы, – я здесь.

Эльверст закрыл глаза. Да, она здесь, и это хорошо.

Убрать катетер, вынести горшок. Напоить его и сунуть в рот пару ложек каши. Затем поднять на руки, посадить в деревянную бадью с тёплой водой и вымыть. Сновидец весил, как десятилетний ребёнок, если не меньше, и это не составляло труда даже для женщин.

У Нилли всё это хорошо получалось, несмотря на её благородное происхождение.

Далее Эльверста следовало накормить и проверить его спину и ягодицы на пролежни. Но у Нилли своя очерёдность процедур.

Она усадила его на кровать и быстро сняла с себя платье. Нилли не была красавицей – слишком крупный нос и тонкие губы. Девушка имела выдающуюся грудь, но слишком узкие бёдра. Но сейчас Эльверст забыл даже об Аклавии – он ждал этого и был готов к этому ещё с того момента, как увидел её, проснувшись. Нилли уселась на его член и тихо застонала, выгибаясь всем телом и впиваясь пальцами в его узкие плечи. Сновидец, как мог, обхватил её талию своими жалкими культями и уткнулся лицом в груди.

Отец Нилли не стеснялся устраивать оргии прямо при своих детях, и на Нилли это повлияло. Уже в четырнадцать она впервые забеременела, то ли от кого-то из слуг, то ли от родного брата. Скандал замяли, беременность прервали, но девушка и не думала останавливаться. Напротив, лишь вошла во вкус. В конце концов, после третьего мёртвого ребёнка, маги объявили её бесплодной, последние надежды на замужество растаяли, и её сбагрили сюда лечиться от душевной хвори, которую Аклавия называла «нимфоманией». Лечиться девушке, едва достигшей двадцатилетнего возраста, видимо, придётся до конца своих дней. Но Эльверст был этому даже рад: её приставили к нему сразу после того злополучного сна и не меняли. Она вызвалась прийти к нему добровольно, остальные же… Им было противно, Эльверст знал это, он видел отвращение на лице каждой, что приходили к нему раньше. Все оказались довольны.

– Ну, – шептала Нилли, тяжело дыша, – скажи, тебе хорошо? Хорошо?

Рот сновидца был занят её соском, поэтому он промычал в ответ что-то невразумительное.

– Думаю, ему хорошо, – раздался голос Аклавии.

Вздрогнув, Эльверст оторвался от груди Нилли и поднял голову. Настоятельница стояла у кровати, на её губах едва виднелась презрительная улыбка.

– Она так стонет, что все соседи знают о твоём пробуждении, – ответила Аклавия на незаданный вопрос.

Её как будто не смущало то, чем они занимаются. Да и Нилли даже не собиралась останавливаться. Кажется, смущён был один Эльверст.

– Дела не ждут, – произнесла настоятельница, усаживаясь табурет, стоящий рядом с кроватью. – Что ты видел в этот раз?

– Могильщик, – быстро сказал Эльверст и захлебнулся собственным дыханием. – Тот самый могильщик убил двух жрецов Единого.

Глаза Аклавии сузились, презрительная улыбка сменилась почти звериным оскалом.

– Опиши жрецов и место, где это произошло.

Сновидец попытался сосредоточиться, чтобы припомнить все подробности, но как тут сосредоточишься как следует… Эти попытки привели совсем не к тому результату – он кончил, а Нилли разочарованно застонала. Пока она слезала с него, Эльверст понял, что в принципе ничего не может рассказать. Один жрец постарше, другой – помоложе, лес, тропа, четвёртый спутник…

Запинаясь от смущения, он рассказал всё, что смог, про себя проклиная послушницу, даже не удосужившуюся прикрыть его наготу. Аклавия смотрела ему только в глаза, но от этого Эльверст ещё сильнее ощущал своё уродство. И, с другой стороны, испытывал ещё большую благодарность Нилли – ей было плевать, какой он, если он мог дать ей то, что ей нужно. Аклавия, казалось бы, делала то же самое: позволила ему жить в храме за его дар. Но настоятельница презирала его, как бы не пыталась этого скрыть, а Нилли – нет.

– Думаю, это они, – сказала Аклавия, выслушав его сбивчивый рассказ, – те самые пропавшие на юге Кайвен и Венле.

– Они…

– Да, они несли то слово Единого, которое я приказала им нести. Проклинали могильщиков. Ничего удивительного, что он захотел их убить. И убил. – Настоятельница на миг задумалась. – Ты уверен, что это был именно он? Уж слишком много неприятностей нам доставляет один и тот же человек. Не мог ты его спутать с кем-то?

Эльверст прикрыл глаза. Картина убийства младшего жреца буквально стояла перед его глазами, будто он сам был там, и с тех пор прошло не больше пяти минут. Багровое лицо послушника, его разинутый рот, закатывающиеся глаза. И перекошенная от злобы рожа могильщика.

– Его нос сросся не совсем ровно, но я уверен, что это именно он.

– Хорошо, я верю тебе. Но, может, ты вспомнишь ещё какие-нибудь подробности? Быть может, они называли его имя?