Могильный улей - [3]

По правую руку от меня сидела девушка, совсем молодая, на мой взгляд, я бы не дал ей и двадцати пяти лет. Она была стройная, с голубыми наивными глазами и светлыми дымчатыми волосами. Строгий взгляд так же, как я прикинул в голове, еще и подчеркивал ее строгий вид одежды: брюки были черные, поверх на ней была светлая рубашка, застегнутая до последней пуговицы, и сверху был застегнут на две пуговицы пиджак. Рядом с ней на столе был буклет, на нем я смог прочитать: «Секретарь Дубецкая Анна Дмитриевна».

Потом я обратил внимание, что справа от прокурора расположились присяжные. Их было двенадцать человек, а в левой части на стульях сидела публика. Первая мысль, которая резко выстрелила в моем мозгу, она, как скальпель, ранила меня в серое вещество, мысль гласила: присяжные — это домохозяйки, пенсионеры, учителя, врачи, водители. И они будут меня судить. Бред какой-то. Хотя как воспитывали меня родители, и в частности мама говорила: «Сына, если заварил кашу, будь добр, расхлебывай ее сам». Сейчас это прозвучит банально, я стал взрослым, но эта вторая мысль промелькнула в моем мозгу, которая начала противоречить первой. Да, может, я и защищался и сделал эти два убийства по чистой случайности, но я совершил преступление и должен нести уголовную ответственность.

Затем в зал суда зашел судья. Он был здоровый, как взрослый бурый медведь. Его седые волосы были коротко острижены и едва касались ушей. Его суровый взгляд темно-серых глаз был целенаправленно направлен на меня.

— Прошу всех встать! Суд идет! — вдруг неожиданно произнес секретарь.

Все начали подниматься, и я в том числе. Судья Бочкарев Иван Константинович зашел на свой, на мой взгляд, трон. Он одернул рукава своей черной мантии, неожиданно вздохнул и присел.

— Прошу садиться. — В этот раз командирский голос Дубецкой уже резал мне левое ухо, добираясь до моей мягкой и заложенной ушной перепонки.

Все сели. После судья решил продолжить, ударив деревянным молотком по столу:

— Я передаю слово прокурору Фехтовальскому Виктору Константиновичу.

Виктор Константинович встал.

— Спасибо, ваша честь, — взглянув в глаза судьи, а затем посмотрев на меня, ответил Виктор.

Я помню еще со школы, когда мы были сопливыми пацанами, он всегда говорил четко и ясно. Затем он хотел поступить в театральное училище, но, как он мне после рассказал, провалился по конкурсу и не прошел. Но теперь я вижу его перед собой, на мой взгляд, он молодец, он «царь закона».

— Десятого декабря в двенадцать часов произошло убийство из-за беспорядка на лестничной площадке, — прокурор начал зачитывать приговор.

Он читал, как пономарь. Я, откровенно говоря, уже начал закрывать глаза. Мои уши от этого «диктатора» начали воспринимать все несерьезно, а глаза закрывались на автомате.

— Но мой подзащитный на предварительном следствии сообщил, что это все произошло по необходимости, он защищал свою жизнь, — резкий голос Орловской заставил меня проснуться.

— Да ему нужно впаять двадцать лет и куда-нибудь в Сибирь! — Эту фразу, открыв рот, раскрывая, как рану, и обнажая передние и нижние золотые зубы, торчащие из голых десен, ворчливо произнесла Муравьева Татьяна Ивановна.

В этот момент меня сковало, как сковывают тиски ледяным холодом. По моей спине пробежала дрожь. Меня ударил озноб.

— Прошу тишины! — тут, резко ударив молоточком по столу, судья решил закончить их спор.

— Извините, ваша честь, — заявил адвокат.

Затем он кинул свой взгляд на меня. Я ответил тем же и посмотрел на него. Он молчал где-то секунды три. Мне показалась на этот короткий кусок нескольких секунд, что он проник в мой мозг и начал там копаться, как назойливая муха.

— Подсудимый, встанете! — наконец он обратился ко мне.

Я встал и резко перевел взгляд на прокурора.

— Подсудимый, поясните суду, кто начал первый драку — вы или он, — с издевкой спросил он у меня.

— Он начал первый! — я ответил тоже на повышенных тонах.

— И еще скажите, вы не отрицаете, что вы убили обоих? — прокурор начал давить на меня.

— Протестую, ваша честь, давление на клиента! — в разговор вмешалась Орловская.

Глядя на нее, можно было сказать, что она и мухи не обидит, но характер у нее был, я бы сказал, мама не горюй. Следующую фразу я не ожидал от судьи:

— Протест отклонен! — строго заявил судья.

— Я не отрицаю: да, я убил, но это было в качестве самозащиты.

— И вы готовы нести наказание, которое вынесет суд? — прокурор произнес это, как будто загнал бедного кролика в угол и кинул к нему голодного удава.

— Да, — ответил я.

Затем, я вам скажу, судья обратился к присяжным, которые ушли в совещательную комнату для вынесения приговора по настоящему уголовному делу, а мы остались в зале суда. Я сидел, в голову никакие мысли не приходили, время начало тянуться, и я прикрыл глаза. Затем меня разбудил голос секретаря:

— Прошу всех встать! Суд идет!

Все встали, и когда я открыл глаза и встал, то присяжные уже стояли на своих местах.

— Скажите, коллегия присяжных вынесла вердикт по делу?

С места встала старшина и ответила:

— Да, ваша честь.

— Передайте его мне для ознакомления.

Она подошла к судье и передала ему листок. Он взглянул. Я в этот момент смотрел на его лицо, и хоть я не был пророком, но я смог прочитать в его глазах, что приговор будет оправдательным. Затем старшина вернулась на свое место и начала зачитывать: