Могила Греты Гарбо - [22]

Когда я добрался до заправки, я увидел небольшое объявление на двери, которое гласило, что владелец был вынужден отлучиться и что его стоит подождать и выпить за его здоровье. И правда, хозяин поставил небольшой столик рядом с деревянной скамейкой и расположил на нем формочки со льдом, бутылку пива и коробку печенья. Я уселся и принялся ждать.

Должно быть, я задремал или, возможно, ко мне подошли сзади, но передо мной неожиданно оказались две девочки, одетые в школьную форму, в белых носочках и пыльных туфлях. Они внимательно разглядывали меня. У одной было живое и смешливое лицо, другая, как будто постарше, не улыбалась. У нее были светлые волосы, и я не мог понять, что отражается на ее личике: грусть, замешательство или угрюмость.

Я спросил:

— Хотите печенье?

Та, что помладше, уже потянулась к коробке:

— Я могу взять два? — Она взяла два печенья и уверенно сунула одно в руку подруги. — Мы голодны. Мы ничего не ели. Вернее, ели — то, что взяли с собой, но теперь снова голодны.

Вторая по-прежнему не двигалась, сжав в руке печенье.

— Ваша подруга не ест и молчит.

— Она такая. Она всегда пугается, когда незнакомые.

— А вы нет?

— А чего мне бояться?

— Того, чего боится она.

— Она всего боится.

— Хотите пить? Извините, здесь только один стакан.

— Не важно.

У нее была глуповатая улыбка, которая часто встречается у подростков. Она часто хихикала, склонив голову, и смотрела сквозь опущенные ресницы.

— Тогда я узнаю все ваши мысли. И, возможно, тоже испугаюсь.

Девочка подошла к скамейке.

— Можно сесть? — Она села рядом со мной, не дождавшись ответа. — Ну, — бросила девочка подруге, — что ты стоишь как столб? Садись и ешь.

Вторая тоже села. Ее не было видно за подругой, поэтому я мог разглядеть только белые носочки и пыльные туфли.

— Из чьей шерсти ваше пальто?

— Волчьей.

— Вы попали в аварию?

— Нет, я жду, когда придет владелец и заправит мне бак. Я еду в Стокгольм.

— Не может быть! Мы тоже из Стокгольма!

— А что вы здесь делаете?

Она снова прыснула, и ее подруга быстро поджала ноги, спрятав их под скамейку.

— Мы убежали!

Она пересказала мне их приключения, как они уехали утром из Стокгольма вместе с классом и преподавательницей, как ровными шеренгами прошествовали по Упсале, а потом, случайно оторвавшись на лестнице от группы, решили сбежать («я говорю „мы“, но на самом деле она просто составила мне компанию, одна я не решилась бы»), после чего они устроили пикник в парке, делились хлебом с лебедями на озере, слонялись перед витринами («утром нам ничего не показали, кроме поучительных вещей»), чуть-чуть заблудились и наконец заметили меня («так смешно было смотреть на вас издалека, как будто большой плюшевый медвежонок пьет пиво»).

— Ваша учительница и друзья, наверное, ищут вас.

— Нам все равно. Они не особенно нас любят, да и мы их тоже… Если б вы знали, как это раздражает. Раз вы едете в Стокгольм, может, вы нас отвезете?

Вторая девочка наклонилась вперед и очень низким голосом, совершенно не сочетавшимся с ее еще детским лицом, сказала «нет».

— А что такого, если месье не против, и если его это не затруднит?! Когда остальные приедут, мы уже будем ждать их на вокзале, и никто ничего не поймет Вы согласны?

— Если ваша подруга не против.

— А ей-то что за дело, какая ей разница! Это мы с вами решили.

Из-за угла улицы появился владелец заправки.

— Извините… Я отсутствовал больше, чем рассчитывал, но, как я погляжу, вы тут без меня не скучали. Итак, долгий путь вам предстоит?

Мы обменивались банальностями, пока он заполнял бак. Потом я посадил молчаливую девочку на сиденье сзади, а вторая, которой я предложил выбрать, устроилась рядом со мной. Долгое время она не нарушала молчание, и я приписал это боязливому восхищению, которое обычно охватывает пассажира, не привыкшего ездить в автомобиле: грохот мотора, дорожная тряска, свист ветра, деревья, проскальзывающие мимо и трепещущие на ветру. Однако ее молчание было недолгим:

— Никогда еще не ездила на скорости восемьдесят… Настоящая машина! — И сразу, без перехода: — Остановимся, когда захотите.

Сначала я не понял, что она имела в виду, и ответил, что останавливаться нет необходимости, что мы и без этого легко доедем, если, конечно, такая скорость их не беспокоит.

— Ну что вы, — сказала она, — не стоит так говорить. Я ведь знаю мужчин, это не в первый раз.

И тут я уловил смысл фразы. Бешеная ярость охватила меня и лишила на секунду дара речи. Дрожь, туман в глазах, напряжение мускулов, брань, застрявшая в горле. В первый раз я попал в ситуацию, которой старательно избегал все эти годы, и все из-за какой-то нахальной девчонки.

Я взял себя в руки. В чем я мог ее упрекнуть? Она изображала из себя искусительницу, и большинство мужчин, за исключением меня, распознали бы ее игру с первого взгляда. Наконец я сумел заговорить:

— Если я правильно понял, вы предлагаете заплатить за поездку?

— За все нужно платить, ничего плохого в этом нет. Я знаю мужчин, я же вам сказала.

— Возможно, вы знаете их не так хорошо, как предполагаете… Сколько вам лет?

— Пятнадцать.

— Так я и подумал.

— В чем дело? Вы боитесь?

— Причина неважна. Важно одно — сегодня транспорт бесплатный.