Могила для 500000 солдат - [7]

Шрифт
Интервал

На рассвете, в то время, как Государство склоняется перед вождем, Иериссос, проходя под портиком Дворца правительства, поднимает глаза на еще освещенное окно второго этажа; появляется вождь, видит Иериссоса, улыбается, Иериссос целует ему пальцы. После освобождения вождь упрятал низложенное правительство в столовой госпиталя, приписанного к министерству, к ним для услуг приставлена рабыня; Иериссос входит, рабыня протягивает ему чашку обжигающего кофе, Иериссос берет чашку двумя пальцами, пар поднимается к его лицу, он трясет ладонью, берет чашку другой рукой, подносит ее к губам; сквозь пар он видит лицо юной рабыни, верх ее блузки в пятнах от кофе и варенья, кольцо, блестящее на верхней губе; Бактриана подходит сзади, гладит его плечи; в темном проеме двери молодые солдаты в распахнутых пижамах, с забинтованными головами, встают с коек, опираясь на стены, плетутся в вестибюль, зовут Бактриану, сдирают окровавленные бинты, издавая короткие слабые вопли, на губах пена, щеки покрыты ночной коростой: слезы, слюни, сопли; Бактриана возвращается в коридор и уводит солдат одного за другим в их постели; Иериссос, попивая кофе, смотрит на юную рабыню, протирающую чашки, ее черные опущенные долу глаза поднимаются, когда обод чашки скрывает глаза Иериссоса; Иериссос возвращает чашку, рабыня берет ее, встряхнув полотенце; ее пальцы стирают следы, оставленные пальцами Иериссоса; над столом — большая фотография вождя; Иериссос смотрит на юную рабыню, она кладет не протертую чашку в карман передника, Иериссос, повернувшись к вождю, выслушивает угрозы, сожаления, страхи, решимость наступать и склонность к переговорам; юная рабыня заканчивает накрывать на стол, Иериссос, вернувшись на то место, где пил кофе, склоняется к рабыне, ее пальцы дрожат на белоснежной скатерти, где сплетения нитей сверкают, точно кристаллы льда:

— Как тебя зовут?

— Мантинея.

— Как долго ты в рабстве?

— С самого рожденья, моя мать пела в Опере, когда ваши солдаты взяли город.

— Мои родители погибли на войне, которую мы вели против вас, мы с тобой брат и сестра.

Он берет руку рабыни, целует ее, поднимаясь до рукава блузки.

— Не трогайте меня, завтра меня продадут вдове вашего прежнего принца, у нее четыре сотни рабынь в ее домах и угодьях, восемь сотен на заводах и в рудниках, они мрут по десятку в день, и их тут же заменяют новыми. Говорят, что она людоедка. Она покупает меня, чтобы сожрать.

Рассеянный отблеск зари смешивается с газовым светом лампы на потолке. Лица бледны, глаза закрыты, кровь струится в венах рук, Бактриана в коридоре отбивается от раненого, она оттаскивает его от стены, он держит ее за плечи, перебинтованными пальцами пытается сорвать с нее блузку, тянется губами к губам Бактрианы; другие раненые, лежащие и сидящие в кровавой полутьме палаты, вопят, хрустят суставами, сдирают повязки, смеются, распахивают пижамы, вынимают члены, впиваясь глазами в раненого, держащего Бактриану; Иериссос отнимает руку от руки Мантинеи, выбегает в коридор, вырывает Бактриану, бьет солдата по лицу, рот раненого разорван, на кулаке Иериссоса кровь, раненый плачет:

— Господин лейтенант, вы ударили раненого.

— Не можешь сдержать себя — все вы как несмышленые щенки. Иди спать.

Солдат, понурившись, пижама спущена до середины ягодиц, возвращается в палату, закрывая разбитые губы ладонью; Иериссос стирает кровь платком, облокачивается на подоконник; серенькая заря проявляет башни, купола и флаги дворца, по террасе проходят жрецы, их сандалии из ослиной кожи мокнут в ледяной воде луж, листами их книг играет ветер; внизу, на винтовой лестнице, неподвижно застыли их маленькие рабы с орарями в руках, ожидая конца мессы, ткань рубашек и шортов трепещет на ветру; на перекрестках разворачиваются взводы, наброшенные плащ — палатки трещат на свежем ветру, как горящий бензин; группы рабов, беглых, ищущих защиты, жмутся к воротам дворца; солдаты отсекают, стреляют, топчут, оглушают, рабы рассеиваются, бегут, прижимаясь к домам, залпы сбрасывают их на тротуар или кидают на стену; муниципальные поливальные машины опрыскивают улицы; блестят обмытые трупы с разделенными струей воды проборами; окрашенная кровью вода стекает по мостовой, взбивая пену вдоль тротуаров, дворники наваливают трупы в пасти грузовиков вместе с остывшим пеплом и экскрементами.

Священники спускаются, опираясь на плечи маленьких рабов, отирая орарями холодный пот со лбов. Агония закончена; их свободные руки скользят по перилам лестницы; голуби планируют на балюстрады, скаты, оттаявшие крыши, сливающие дождь, росу, птичий помет; сонные вороны ищут свои щели, натыкаясь на пасти драконов, груди граций, антенны и стяги; рубашки и шорты маленьких рабов под дождем прилипли к торсам и бедрам; Иериссос возвращается в зал столовой, Мантинея дрожит, Иериссос трогает ее плечо, Мантинея склоняет голову, ее щеки и ресницы соприкасаются с ладонью Иериссоса, который поднимает пальцы к губам Мантинеи; взгляд вождя и порыв ветра из двери застают их врасплох, Мантинея снова берет со скатерти свое полотенце, прижимаясь животом, стянутым блузкой, к столу, Иериссос кладет руку ей на грудь; он догоняет вождя у двери, министры сторонятся, некоторые оглядывают его с ног до головы.


Еще от автора Пьер Гийота
Эдем, Эдем, Эдем

Впервые на русском языке один из самых скандальных романов XX века. "Эдем, Эдем, Эдем" — невероятная, сводящая с ума книга, была запрещена французской цензурой и одиннадцать лет оставалась под запретом.


Воспитание

 Первые 13 лет жизни, 1940-1953: оккупация, освобождение,
обретение веры в Христа, желание стать священником и спор
 с Богом, позволившим гибель в концлагере юного Юбера,
 над головой которого годовалый Пьер Гийота видел нимб.


Эшби

Я написал пролог к «Эшби» в Алжире, за несколько дней до моего ареста. «Эшби» для меня — это книга компромисса, умиротворения, прощания с тем, что было для меня тогда самым «чистым», самым «нормальным» в моей прошлой жизни, прощания с традиционной литературой, с очарованием англо-саксонской романтики, с ее тайнами, оторванностью от реальности, изяществом и надуманностью. Но под этой игрой в примирение с тем, что я считал тогда самым лучшим, уже прорастал и готов был выплеснуться мощный бунт «Могилы для 500 000 солдат», подпитывавшийся тем, что очень долго скрывалось во мне, во всем том диком и «взрослом», в чем я не решался признаться даже самому себе, в этой грубой варварской красоте, таившейся в глубине моего прошлого.Пьер Гийота.


Рекомендуем почитать
Что там, за линией фронта?

Книга документальна. В нее вошли повесть об уникальном подполье в годы войны на Брянщине «У самого логова», цикл новелл о героях незримого фронта под общим названием «Их имена хранила тайна», а также серия рассказов «Без страха и упрека» — о людях подвига и чести — наших современниках.


Памятник комиссара Бабицкого

Полк комиссара Фимки Бабицкого, укрепившийся в Дубках, занимает очень важную стратегическую позицию. Понимая это, белые стягивают к Дубкам крупные силы, в том числе броневики и артиллерию. В этот момент полк остается без артиллерии и Бабицкий придумывает отчаянный план, дающий шансы на победу...


Земляничка

Это невыдуманные истории. То, о чём здесь рассказано, происходило в годы Великой Отечественной войны в глубоком тылу, в маленькой лесной деревушке. Теперешние бабушки и дедушки были тогда ещё детьми. Героиня повести — девочка Таня, чьи первые жизненные впечатления оказались связаны с войной.


Карпатские орлы

Воспоминания заместителя командира полка по политической части посвящены ратным подвигам однополчан, тяжелым боям в Карпатах. Книга позволяет читателям представить, как в ротах, батареях, батальонах 327-го горнострелкового полка 128-й горнострелковой дивизии в сложных боевых условиях велась партийно-политическая работа. Полк участвовал в боях за освобождение Польши и Чехословакии. Книга проникнута духом верности советских воинов своему интернациональному долгу. Рассчитана на массового читателя.


Правдивая история о восстановленном кресте

«Он был славным, добрым человеком, этот доктор Аладар Фюрст. И он первым пал в этой большой войне от рук врага, всемирного врага. Никто не знает об этом первом бойце, павшем смертью храбрых, и он не получит медали за отвагу. А это ведь нечто большее, чем просто гибель на войне…».


Пионеры воздушных конвоев

Эта книга рассказывает о событиях 1942–1945 годов, происходивших на северо-востоке нашей страны. Там, между Сибирью и Аляской работала воздушная трасса, соединяющая два материка, две союзнические державы Советский Союз и Соединённые Штаты Америки. По ней в соответствии с договором о Ленд-Лизе перегонялись американские самолёты для Восточного фронта. На самолётах, от сильных морозов, доходивших до 60–65 градусов по Цельсию, трескались резиновые шланги, жидкость в гидравлических системах превращалась в желе, пломбируя трубопроводы.


Мать и сын

«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.


Некрофил

От издателя Книги Витткоп поражают смертельным великолепием стиля. «Некрофил» — ослепительная повесть о невозможной любви — нисколько не утратил своей взрывной силы.Le TempsПроза Витткоп сродни кинематографу. Между короткими, искусно смонтированными сценами зияют пробелы, подобные темным ущельям.Die ZeitГабриэль Витткоп принадлежит к числу писателей, которые больше всего любят повороты, изгибы и лабиринты. Но ей всегда удавалось дойти до самого конца.Lire.


Дом Аниты

«Дом Аниты» — эротический роман о Холокосте. Эту книгу написал в Нью-Йорке на английском языке родившийся в Ленинграде художник Борис Лурье (1924–2008). 5 лет он провел в нацистских концлагерях, в том числе в Бухенвальде. Почти вся его семья погибла. Борис Лурье чудом уцелел и уехал в США. Роман о сексуальном концлагере в центре Нью-Йорка был опубликован в 2010 году, после смерти автора. Дом Аниты — сексуальный концлагерь в центре Нью-Йорка. Рабы угождают госпожам, выполняя их прихоти. Здесь же обитают призраки убитых евреев.


Ангелы с плетками

Без малого 20 лет Диана Кочубей де Богарнэ (1918–1989), дочь князя Евгения Кочубея, была спутницей Жоржа Батая. Она опубликовала лишь одну книгу «Ангелы с плетками» (1955). В этом «порочном» романе, который вышел в знаменитом издательстве Olympia Press и был запрещен цензурой, слышны отголоски текстов Батая. Июнь 1866 года. Юная Виктория приветствует Кеннета и Анджелу — родственников, которые возвращаются в Англию после долгого пребывания в Индии. Никто в усадьбе не подозревает, что новые друзья, которых девочка боготворит, решили открыть ей тайны любовных наслаждений.