Моё печальное счастье - [15]

Вот уже несколько недель я не заходила к ним. У меня сжалось сердце, когда я увидела их снова, таких похожих и несчастных, с физиономиями, которые бывают у плохо питающихся людей. Я сожалела о своем поведении, о ночном бегстве… Нет, решительно, дом Артура не был спасительным пристанищем.

— Что там еще произошло?

Это было в его манере — это самое «еще». Как будто в моих привычках было поднимать их с постели в два часа ночи.

Я не нашла в себе смелости пуститься в объяснения, и мама сделала это за меня.

— Америкашки принимали у себя…

Америкашки! По какому праву она называла их так? Откуда этот презрительный тон? Ну и вид был у нее, бедной дорогуши, с ее заячьей губой! Почему же она чувствовала себя выше Рулендов? Я угадывала, что людям, усвоившим раз и навсегда готовые идеи, нелегко понять других.

— …Они там набрались, и один стал приставать к Луизе, она залепила ему пощечину…

Глаза Артура сверкали диким торжеством.

— И само собой, хозяева ее выставили?

— Нет, она сама убежала!

Он был немного разочарован, но нашел выход.

— Я всегда знал, что этим кончится.

— Почему ты так говоришь? — возмутилась я.

— Я вспоминаю то воскресенье, когда ты кобелилась перед ними в саду… Да я с самого начала говорил, что все они — грязные твари.

Как бы охотно я вцепилась ногтями ему в глаза.

— Я покажу им завтра, этим заморским птицам, где раки зимуют!

— Они здесь ни при чем. Пьяный гость может случиться в любой компании!

— Ты смотри-ка, она их еще защищает! — ввернул Артур. — Что же ты, красавица, явилась сюда в такой час, если ты так за них держишься?

— Ах, так! Тогда я возвращаюсь!

Я была уже у двери, когда мама схватила меня за руку.

— Отправляйся в свою комнату!

— Но…

— Немедленно!

Я казалась себя десятилетней. Я подчинилась.

Моя комната средних размеров, но из-за отсутствия почти всякой мебели — там только узкая железная кровать, стул и вешалка — она кажется просторной. Я плакала, раздеваясь. В комнате пахло сыростью, заплесневевшими обоями. Простыни были ледяными, а когда я поворачивалась в кровати, ее сотрясала то и дело выскакивавшая пружина старого матраца. Я мечтала провалиться в сон. В моем состоянии окунуться в небытие было пределом мечтаний. Мне хотелось забыть о Джессе Руленде и его полном отчаянии взгляде, об ошеломленном выражении на лице мадам, когда лампочка на потолке осветила ее, лежавшую полуголой под генералом… Еще какие-то лица крутились в бешеном танце в ночной темноте — мой кавалер, крепыш в очках, француз с проволочной пробкой в глазу… Мне слышались подирающий по коже звук раздавленного стекла под ногами танцующих, завывания чернокожих певцов со стопки пластинок на автоматическом проигрывателе. Колеблющееся пламя свечей меняло знакомые очертания предметов. Когда я погрузилась в сон, все участники вечеринки виделись мне мертвыми, и только церковные свечи озаряли их окаменевшие маски.

— Луиза!

Голос мамы, делавшийся странно пронзительным, когда она принималась кричать.

Я тут же проснулась, снова оказавшись лицом к лицу с ночными кошмарами. В комнату пробивался тусклый свет. Сквозь окно были видны трубы химического завода, выплевывавшие коричневатый дым.

— Луиза!

— Да!

— Спускайся!

Сколько могло быть времени? По почти неуловимым признакам, скорее некоторому состоянию воздуха, я чувствовала, что день давно настал.

Я натянула черное платье, единственное, что у меня здесь было. Из кухни доносился бодрящий запах кофе.

Что всегда было у нас в доме первоклассным, так это кофе! Мама варит его с той маниакальной тщательностью, с той преданностью, на какую способны лишь истинные любители. У нас может не оказаться сыра к макаронам, но кофе всегда высшего качества.

Я толкнула дверь кухни. Первое, на что упал взгляд, потому что я искала его глазами, — был большой будильник на буфете. Он показывал десять часов. Артур, следовательно, уже отправился на работу, что было чертовски кстати.

— Доброе утро, мам!

Ее чопорный вид заставил меня повернуть голову, и только тогда я увидела мадам Руленд. Опираясь о стену, она сидела перед чашкой дымящегося кофе, свежая и улыбающаяся.

— Хелло, Луиза!

Именно так! «Хелло, Луиза!» Мадам знала, что я застала ее в тот момент, когда она вытворяла свои грязные штучки с генералом, но держалась как ни в чем не бывало, не испытывая ни малейшего смущения.

— Добрый день, мадам.

— Не очень устали?

— Нет, мадам.

Она пришла за мной. Конечно, я была довольна, но с опаской подумала, что она могла рассказать матери. На ходу сочинив ночью эту историю, я не ожидала, что мадам может явиться собственной персоной. Похоже, ничего страшного не произошло, так как мама удостоила ее кофе.

Я застыла, как однажды на устном экзамене, когда преподаватель просил меня перечислить производные соединения углеводорода. Я знала, что ответить, но не осмеливалась произнести ни слова. Положение представлялось мне фальшивым — из-за матери и мадам, у которых не было ничего общего друг с другом. Тельма в кухне Артура, перед чашкой кофе — нет, это казалось нереальным. Я испытывала то же чувство, что и во время того экзамена: я не могла отделаться от ощущения, что экзаменатору было глубоко наплевать на соединения углеводорода — возможно, больше, чем мне, — ведь для работы на заводе Риделя не имело никакого значения, буду я их знать или нет. Все это было чистой условностью. Игрой, подобной Большой лотерее или Телелото.