Моё неснятое кино - [26]
Наш «ЛИТ» — цензура после длительных препирательств, каждый раз разрешение на постановку даёт только в одном единственном театрике. А как же вся остальная страна?.. Необъятная и необитаемая?.. Так и будет задыхаться в сплошной порочной бездуховности?.. И вот так всегда.
А тут ещё «Она в отсутствии любви и смерти» — пьеса Эдварда Радзинского в театре Маяковского. Выпускают!.. Или не выпускают? Одни выпускают, другие не принимают — знакомая картина. Старо!
Эдвард серьёзно болен (какой-то тройничный или даже четвертичный, не период, а нерв затронут), а у нас драматургу болеть нельзя, даже нервом… Пришёл на спектакль Первый секретарь Краснопресненского райкома и ему НЕПОНРА!!! НЕПОНРА и всё тут. Это уже принятый всеми инстанциями спектакль ему НЕПОНРА. И вот спешно назначается новая приёмка спектакля, которая может превратиться в неприёмку.
ВЕЛЕНО (!): ИГРАТЬ ВЯЛО, ЧТОБЫ НЕ БЫЛО ТАКОГО СМЕХА, КАКОЙ БЫЛ… МЕНЬШЕ СМЕХА… ИГРАТЬ БЕЗ АКЦЕНТОВ, СМАЗАННО… ЧТОБЫ АПЛОДИСМЕНТОВ НЕ БЫЛО!., (приказ главрежа).
Народный артист СССР, Лауреат Гончаров, по согласованию с главным управлением московских театров и ещё с кем-то, и в промежутке между двумя сильнейшими сердечными приступами, тихим, слабым голосом довёл это до сведения вверенного ему театра, труппы, дирекции, драматурга и примыкающих к ним доброжелателей…
Какой-то секретарь из того же легендарного Краснопресненского райкома (но не Первый, а какой-то другой номер) позвонил в театр директору:
— Да! Спектакль принят, НО!.. Или вы этот спектакль снимете сами и не будете играть его вовсе! Или во всех московских газетах будут разгромные рецензии…
Справедливости ради пора сообщить, что автор в процессе сдачи спектакля, уже внёс в пьесу целый ряд существенных изменений, которые, в конечном итоге, вывернули наизнанку главную мысль его пьесы — не то что заменили на обратную, прямо противоположную, что чаще всего и случается при сдаче, а просто размыли смысл всей пьесы до слабоумного недоумения, и в добавок оставили пьесу без окончания — ВОТ ЧЕГО ХОЧЕШЬ, ТО И ДУМАЙ… А ЛУЧШЕ ХЛОПАЙ, ЧЕМ ХОЧЕШЬ, И НИЧЕГО НЕ ДУМАЙ… Крови нет, открытых переломов заметить нельзя, что-то главное вывихнули, и все вывихи внутренние.
— Если бы я знал, что им нужно?.. — бормочет ослабленный болезнью автор и даже не замечает, что говорит цитатой из Бертольда Брехта («Если бы я знал, какой Бисмарк им нужен?» — «Страх и отчаяние в Третьей Империи», новелла «Шпион»). — Я не могу уловить причинно-следственных связей в их возражениях. Это клиника какая-то…
«Ишь ты! Причинно-следственных связей захотел… Да если бы эти твои «причинно-следственные» связи были, знаешь, как бы мы жили? Знаешь?!.. Мы сейчас, может быть, уже на пороге были… этого, как его..? Ну, ладно.
Главный режиссер уже откровенно стонет в телефонную трубку с оттенком доносительства (ему, пожалуй, хочется чтобы этот телефонный разговор был подслушан и передан по инстанциям), несмотря на крайнее недомогание, он почти диктует:
—.. Я ничего не понимаю! Всё, что я делаю, никому не нужно… (Хоть этот спектакль ставил и не он). Рядом на Тверском бульваре театр Пушкина, под началом того же Бугаева. Там, у Пушкина (что и Пушкин уже в ведении Бугаева?.. Мама!..)… там, у Пушкина, нет зрителей. Всюду билеты дают в нагрузку к дефицитным, в том числе и к моим — Маяковским! У них во всех кассах Москвы всегда есть билеты!.. И там никто ничего не снимает, не запрещает, — всё в полном ажуре. Всё принимают.
Эдвард Радзинский в ответ на требование директора театра «идти, идти на уступки, а там видно будет, чья ещё возьмёт!», закричал:
— Никого ничья не возьмёт! Я знаю, кого чья берёт! И всегда одна и та же, одного и того же!.. Я пьесу уже испортил… Час назад я вернулся с похорон моего учителя (действительно он был на похоронах замечательного профессора, историка и слависта Зимина)… И я не буду за оставшийся час с четвертью переписывать пьесу, как вы того просите. Я и так её уже прирезал!.. Весь финал заменен! И превращен чёрт-те во что!! — он сорвался, его понесло. — И Миша Рощин тоже свой «Старый Новый Год» искалечил. И все это увидели сразу… Я сделал всё, что мог… Подготавливать главрежа я не хочу. Чтобы у него опять было плохо с сердцем из-за «отсутствия любви и смерти»?.. Тьфу ты, я что-то не то… Я их пьесу им писать не буду — я ненавижу эту «ИХ ПЬЕСУ» и для улыбочки Бугаева ни-че-го писать не буду… Игра в кошки-мышки закончена, я уже изуродовал свою пьесу! Я Сукин Сын! (Мерзавец, его мама сидит рядом и пьет чай). Испортил хороший финал, но всю пьесу я им портить не стану!.. Л-о-о-жь! Всё ЛОЖЬ!!.. Я плевал на «ваши нужды» и на «судьбу молодого режиссера»! — он старше меня и уже плешивый… И на ваш «Академический театр»!.. Который не может отстоять уже принятую пьесу!.. Ну?.. Ну, потеряю пьесу… Я их уже терял… не раз и не два!.. 23 марта на пленуме Союза Писателей я расскажу всю эту историю!.. Вы все творите постыдное, невиданно постыдное, потому что ИДЕОЛОГИЧЕСКИ ЦЕНА ЭТОМУ СПЕКТАКЛЮ ТРИ КОПЕЙКИ!.. Всё, что творится вокруг спектакля, чушь и бред; все предложения главного во спасение спектакля и режиссера — воспалённый бред и мерзопакостная чушь. И их нельзя ни выполнить, ни объяснить. Я готов на многое, но не могу позволить себе окончательно стать СУКИНЫМ СЫНОМ! — (Он настаивал на злостном оскорблении своей замечательной мамы.) — Всё! — бросил трубку.
Фронтовой разведчик, известный кинорежиссер (фильмы: «Последний дюйм», «Улица Ньютона», «Крепкий орешек» и др.), самобытный, тонкий писатель и замечательный человек Теодор Юрьевич Вульфович предлагает друзьям и читателям свою сокровенную, главную книгу о войне. Эта книга — и свидетельство непосредственного участника, и произведение искусного Мастера.
Это произведение не имело публикаций при жизни автора, хотя и создавалось в далёком уже 1949 году и, конечно, могло бы, так или иначе, увидеть свет. Но, видимо, взыскательного художника, каковым автор, несмотря на свою тогдашнюю литературную молодость, всегда внутренне являлся, что-то не вполне устраивало. По всей вероятности — недостаточная полнота лично пережитого материала, который, спустя годы, точно, зрело и выразительно воплотился на страницах его замечательных повестей и рассказов.Тем не менее, «Обыкновенная биография» представляет собой безусловную ценность, теперь даже большую, чем в годы её создания.
Это — вторая книга Т. Вульфовича о войне 1941–1945 гг. Первая вышла в издательстве «Советский писатель» в 1991 году.«Ночь ночей. Легенда о БЕНАПах» — книга о содружестве молодых офицеров разведки танкового корпуса, их нескончаемой игре в «свободу и раскрепощение», игра в смерть, и вовсе не игра, когда ОНА их догоняла — одного за одним, а, в общем-то, всех.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.