Модная сочинительница - [5]

И вот я с гордостью могу сообщить, что этот молодой человек, каждый вечер возвращаясь с работы (днем он подметает улицы, и я советую ему не бросать столь надежный кусок хлеба), - так вот, с гордостью повторяю, что каждый вечер он посвящает литературному сочинительству и уже издал отдельными выпусками самый что ни на есть модный роман.

Я привел этот случай в качестве примера, par example, как сказала бы наша сочинительница, которой доставляет удовольствие выражаться на дурном французском языке. Публике нравится либо самое высшее общество, либо подонки, всякое среднее сословие она считает грубым. От сочинительницы она ждет самой изысканной розовой воды, а от сочинителя - отбросов из сточной канавы. Я прочитал столько романов, написанных ее сиятельством, что, ей же богу, меня привлекают теперь только маркизы. Какого черта нам узнавать об интригах, несчастьях, добродетелях, разговорах каких-нибудь, скажем, графинь, когда за наши деньги мы можем прочитать о герцогинях? Что такое баронет? Тьфу! Меня воротит от грубого красного кулака на его гербе! А барон? Да у него всего только одним шаром больше, чем у ростовщика, и, честное слово, он столь же зауряден. Дражайшая леди Фламмери, заклинаю вас, оставьте этих низких людишек, ради всего святого, не опускайтесь в своем следующем романе ниже герцогского звания! Ну что бы вам написать: "Альберт, или Виндзорские сплетни"? Действие должно происходить в фешенебельных кругах, где неожиданно происходят какие-нибудь разоблачения, захватывающие переживания и т. д. и т. п. Правда, вам придется ввести виконта, что, разумеется, вульгарно, по мы, так и быть, простим это ради его министерского портфеля, - сия благородная деталь послужит некоторым искуплением вульгарного титула. Затем вы могли бы написать "Леопольд, или Невеста Нейи", "Жертва Вюртемберга", "Ольга, или Дочь Самодержца" (великолепное заглавие!), "Анри, или Рим в девятнадцатом столетии". Вообращаю, что это будет за книга и какой прелестный отзыв о ней появится в газете Тимсона.

"Анри" - сочинение леди Фламмери! Анри! Кто бы это мог быть? Нам рассказали под строжайшим секретом, что талантливая и одаренная Сафо нашего полушария открыла некоторые любопытные подробности в жизни некоего молодого шевалье, появление которого в Риме так встревожило двор Тю-ль-ри. Анри де Б-рд-о находится в том возрасте, когда стрелы юного бога попадают в цель с роковой, точностью; и если маркиза делли Шпинати (чей портрет наша милая сочинительница нарисовала столь же высокородной рукой) и в самом деле так хороша, как об этом говорится, а все, кто вращается в избранных кругах Вечного города, утверждают, что это так, не удивительно, что она произвела такое впечатление на принца (Verbum sat {Сокр. от verbum sat sapienti мудрому достаточно слова (лат.).}). Мы слышали, что несколько экземпляров книги еще не распроданы. Предприимчивые издатели Соуп и Дидл объявили о выходе в свет еще нескольких творений, принадлежащих тому же непревзойденному перу".

Такая заметка, набранная петитом, появляется в газете рядом с какой-нибудь скромной рекламой медвежьего сала или сообщением о необыкновенной дешевизне листового железа в Корнхилле. И вот через три-четыре дня мой милый Тимсон, которого за это время успели пригласить на обед, помещает от своего имени и печатает самым крупным шрифтом заметку следующего содержания:

"Анри" - сочинение леди Фламмери.

Еще один прелестный неувядаемый цветок, из тех, что леди Фанни Фламмери непрестанно рассыпает на нашем пути. Произведение проникновенно и язвительно в одно и то же время; правдиво и страстно. Трудно решить, что более пленяет нас: поистине мужское величие ума ее сиятельства или же его поразительная, одним только нимфам свойственная утонченность. Какая удивительная сила воображения! Эта восхитительная волшебница по своей прихоти управляет нашими мыслями; она то подымает со дна души и приводит в смятение затаенные чувства и страсти, то озаряет нас безмятежными и радостными, как лето, улыбками. Как выразился один старинный бард, - чем только не обязаны мы женщине!

Чем только мы не обязаны ей! Это она одарила нас бесконечной любовью и счастьем, она утешила нас во всех душевных треволнениях, она послужила нам верной опорой и подала полезный совет; в радости она удостоила нас самого нежного сочувствия, в горе - самого искреннего сострадания. Мы смотрим в ее лучезарные глаза, и в этих бездонных кладезях любви тонут все наши заботы; мы внимаем ее голосу сирены, и от этой нежной музыки снова зарождаются в груди все похороненные надежды".

Еще добрых три четверти столбца продолжаются в том же духе. Я не могу похвастаться, сказав, что мне понятен весь этот бред; полагаю, однако, что все эти цветочки, ангелочки, цитаты из Вордсворта и античных трагиков прошибут кого угодно, и хотя вышеприведенный отзыв я сочинил сам и ни слова в нем не понимаю, но, право же, я убежден, что он написан превосходно.

Исписав таким образом три четверти столбца (Тимсон заготавливает все эти излияния в свободное время и приспосабливает их затем к любой из книг, которые выпускает леди Фанни), он переходит к частностям: