Модная сочинительница - [2]

- Ой! Какая прелесть! Ты только посмотри! - С такими восклицаниями эти малютки поочередно брали в руки громадный букет, а миссис Тимсон уткнулась в него лицом, точно так же как это сделал перед тем ее супруг.

- Нет, Тимсон, я непременно должна завести оранжереи в Снаггерри, ведь я просто обожаю цветы, и как это мило со стороны леди Фанни! Вы знакомы с ее светлостью, мистер Смит?

- Простите, сударыня, но я не припомню, чтобы мне довелось когда-либо в жизни говорить хоть с одним лордом или леди.

Тимсон презрительно улыбнулся, а миссис Тимсон воскликнула:

- Как странно! Огастес знает очень многих... Постойте, во-первых, графиня Пимлико и леди Фанни Фламмери, лорд Трам-Там (вы ведь знаете, Тимсон редактировал его путевые записки), лорд Гастрит - старший сын лорда Обжорбери, леди Цап-Цап (говорят, правда, что к ней лучше не ездить), барон Брень-Трень-Тринк...

- Да замолчи же ты, Берри, - прервал Тимсон болтовню своей простосердечной супруги, и я так и не узнал имени барона.

- Бог с тобой, Гэс, разве нельзя уж и упомянуть твоих знакомых? кротко оправдывалась эта достойная женщина.

Ведь только потому, что она так гордилась своим Тимсоном, ей доставляло удовольствие перечислять именитых особ, оказывавших ему честь своим знакомством. Мой друг редактор оказался и впрямь в весьма затруднительном положении: его собственная супруга выставила его дураком перед старым приятелем, разоблачив его несчастную слабость, столь не гармонирующую с его честной и простодушной натурой. Тимсон обожал аристократию и преклонялся перед титулами, что (как наблюдательный читатель, наверное, мог уже заметить) чрезвычайно свойственно людям такого склада ума, как Тимсон.

В дни нашей юности, в клубе (который собирался в маленьком трактире неподалеку от театра "Кобург", - ибо некоторые из нас имели свободный доступ в это увеселительное заведение, а иные даже жили, удобства ради, в том же квартале, в близком соседстве с одной из тюрем его величества), - так вот, в дни нашей юности в нашем сырно-крекерном клубе, называемом "Фортум", где мы предавались излияниям и возлияниям, Тимсона за его ярый республиканизм и безграничное презрение и ненависть к напыщенной, праздной аристократии звали не Огастесом, а Брутом Тимсоном. Все наши читатели, конечно, помнят его корреспонденции за подписью "Ликтор" в "Уикли Сентинель": он требовал отмены хлебных законов, сожжения машин, предоставления прав рабочим и т. д. и т. п., писал что-то в защиту Робеспьера и не раз, особенно после рюмки ликера, всерьез уверял, что из-за этих статей

"Ликтора" лорд Каслрей подсылал к нему наемных убийц с поручением сбросить его с Блекфрайерского моста.

Мы не станем распространяться здесь о том, каким образом Огастес Тимсон достиг своего теперешнего высокого положения; достаточно сказать, что через два года он уже был связан неразрывными узами с теми самыми кровожадными аристократами, потомственными тиранами и т. д. Однажды Тимсон был приглашен на обед к министру финансов (его газета вот уже сорок девять лет считается министерской); в доме министра финансов он познакомился с сыном некоего лорда; в следующее воскресенье, когда он гулял с супругой в Парке, сын лорда удостоил его приветствия. С этой минуты Тимсон был покорен, он стал заказывать костюмы в Вест-Энде, порвал с родственниками жены (они живут в Уопинге и торгуют подержанными корабельными принадлежностями) и сделался членом двух клубов.

Кто же был этот всем известный лорд? Ну конечно, это был сын лорда Пимлико, достопочтенный Фредерик Фламмери, женившийся на леди Фанни Фокси, дочери Пита Каслрея, второго графа Рейнхарда из замка Килбраш, графство Килдейр. В 1814 году граф был посланником, а мистер Фламмери - его атташе; в ту пору ему минул двадцать один год, и он отрастил самую очаровательную бородку, которую только можно себе вообразить. Леди Фанни было тогда всего лишь двадцать четыре года, ее только что бросил некий гнусный тип, принц Скоронконколо, женившийся впоследствии на мисс Соломонсон, у которой было сто тысяч фунтов стерлингов. У Фанни не было ни гроша, состояние Фредерика исчислялось семью тысячами фунтов долга. Что же оставалось этим молодым созданьям, как не пожениться? И они поженились, притом тайно. Старый Рейнхард с радостью ухватился за такую возможность навсегда порвать с одной из своих дочерей и только ждал случая рассориться с остальными девятью.

Сын лорда Пимлико прославился во времена принца-регента своим остроумием, - этот дар он унаследовал от предков и передал детям, - и, пожалуй, справедливо будет сказать, что капитал его исчислялся не гинеями, но гением. Когда он вступил в брак, ему посоветовали быть экономным.

- Экономным! - воскликнул он. - У моей жены нет ни гроша, а у меня и того меньше, - думаю, что нельзя экономить на том, чего нет.

Однако эта прелестная чета, с толком пуская в оборот упомянутый капитал, умудрилась понемногу устроиться вполне сносно и в конце концов водворилась в Пимлико-Хаусе, унаследованном пожизненно вдовой графа, где и зажила на широкую ногу. Леди Фанни устраивает в Лондоне самые роскошные приемы, у нее самый роскошный выезд и очень приятный муж, чей экипаж ничуть не уступает ее собственному; в театре он занимает самую большую ложу, в то время, как ее сиятельство восседает в бельэтаже. Говорят, он много играет и даже платит карточные долги.