Модильяни - [92]

Если принять во внимание предположения, то можно согласиться: да, он действительно убил себя. Он искал смерти, что помимо всего прочего подтверждают ясные слова Леона Инденбаума, который как-то сказал: «…аи fond, Modiglianis’est suicide»[54]. Но существуют и другие мнения. Многие склоняются к тому, что все произошло из-за его лени. Другие говорят, что он был фаталистом. Третьи пишут, что его погубило отчаяние. Четвертые — что это сделало увлечение работой до такой степени, что он забывал обо всем остальном, включая и себя самого.

Читатель волен выбирать любую из этих версий. А мы вернемся к Амедео, к последним дням его жизни. С 1 ноября до середины декабря 1919 года в Гран-Паласе прошел традиционный Осенний салон. Зборовский выставил одно ню и три портрета Модильяни, с 1368-го по 1371-й номер по каталогу. Они были обойдены вниманием публики и прессы. Картины Моди почти никто не отметил. Для Амедео это был очередной из множества ударов. Один из последних аргументов в выборе между жизнью и смертью.

Глава 19 ВЕЧНОЕ СЧАСТЬЕ

Итак, последний акт драмы. Последние дни, часы, минуты жизни…

Первого января 1920 года в семь утра пьяный Амедео явился к Зборовскому с большой охапкой цветов, прихваченной, вероятно, из того дома, где он провел ночь. Выглядел Моди очень плохо, и Леопольд всеми способами постарался заставить его лечь в постель. В последующие дни Збо, а может быть и Ортис де Сарате, обеспокоенные здоровьем Амедео, опять пытались удержать больного дома и даже заперли его в комнате на ключ. Им это удалось, но только отчасти: Моди громко требовал выпустить его, а потом сбежал по пожарной лестнице.

Надо же было так распорядиться судьбе, что навстречу ему как раз попался Утрилло, выпущенный из больницы «Пикпюс». Радость, объятия, бурное застолье, начало которому было положено в бистро, а продолжение — в доме Амедео, куда тем временем пришла беременная на девятом месяце Жанна. Когда на следующее утро Модильяни проснулся, то не обнаружил своей одежды. Спустя какое-то время вернулся в радужном настроении Утрилло с двумя или тремя бутылками вина, которые он обменял на одежду друга.

Муж Сюзанны Валадон, а стало быть, и отчим Утрилло Андре Уттер рассказал о встрече с Модильяни в те январские дни. Андре и Сюзанна с друзьями ужинали в ресторане Герена на Монмартре, когда туда вошел Амедео. Он был похож на привидение с неподвижным и пустым взглядом. Моди приблизился, спросил разрешения сесть за столик рядом с Сюзанной, поскольку, как он выразился: «Это единственная женщина, которая может простить таких людей, как я». Несколько натужных шуток не смогли развеять неловкую атмосферу, возникшую из-за появления незваного гостя. Затем, очень медленно, разговор возобновился, но Амедео, который обычно болтал без умолку, в этот вечер был молчалив и только пил коньяк. Потом, видимо под воздействием хмеля, он прислонился к плечу Сюзанны и, с влажными от слез глазами, стал вполголоса напевать странную, очень нежную и бесконечно печальную песню.

По мнению его дочери Джованны, это могла быть традиционная еврейская похоронная молитва «кадциш». Мало обращавший внимания на традиции Амедео, вероятно, помнил ее с тех времен, когда ребенком сопровождал своего деда в синагогу Ливорно и принимал вместе с ним участие в службе. Присутствующие слушали его с грустью, кто-то попытался снять напряжение, вспомнив другие песни, чтобы развеселить Модильяни. Сюзанна Валадон стала уговаривать его пойти переночевать в ее ателье, которое находилось неподалеку, но он, не говоря ни слова, встал и ушел.

Когда уже после похорон Моди Леопольд Зборовский начал писать большое письмо Эммануэле Модильяни, то среди прочих обстоятельств уточнил: в эти январские дни 1920 года Амедео неожиданно захотел навестить дочку, которая находилась на попечении у няньки, жившей за городом. Жанна наведывалась туда каждую неделю, но в этот раз Моди напросился поехать вместе с ней. Они должны были подняться в семь утра, что он, вероятно, никогда в своей жизни не делал, и поспешить, чтобы успеть на поезд.

По свидетельству Збо, Амедео вернулся оттуда «очень довольным». Это практически последняя хорошая новость о Моди, поскольку с этого момента началась завершающая стадия его жизни. Сведения о последних часах Модильяни достаточно многочисленны и в большинстве своем противоречат друг другу. Например, Леон Инденбаум, воспоминания которого наиболее достоверны, говорит о том, что встретил Моди за два дня до смерти (что совершенно невозможно). Леон узнал его по страшному глухому кашлю, время от времени неожиданно сотрясавшему его худые плечи. Амедео сказал, что направляется на работу, хотя было только восемь утра.

Один из самых детальных рассказов принадлежит перу виконта Ласкано-Теги, художника и старинного приятеля Амедео еще с монмартрских времен. Его реконструкция событий начинается с 10 января. Стоял особенно холодный вечер. Модильяни пришел в «Ротонду» в ужасном виде, к сожалению, ставшем для него обычным, и присоединился к компании приятелей. Он был настроен очень агрессивно и нарывался на ссору. Спустя какое-то время компания решила пройтись без каких-либо определенных планов, и Модильяни увязался за ними. На его плечах было пальто, предусмотрительно наброшенное Жанной, он нес его «как шкуру убитого зверя», поспешая вслед, нетвердо держась на ногах и постепенно отставая.