Модельерша - [12]

— А мужчины как любят славу, с ума сойти, — сказала я и тоже подняла лист. В детстве мы плели из листьев гирлянды. Помню, мне как-то удалось сплести самую длинную — и мне девчонки завидовали. Смешно.

— Тот, кто понял, что у большинства нет ни вкуса, ни собственного мнения, не может желать славы.

— Ты хотела рассказать, что любишь, — попросила я, — ты обещала.

Она подвела меня к скамейке возле фонаря. Кусты за ней казались сгрудившимися животными, чудилось — если прислушаться, различишь их тяжелое дыхание.

— Сядем, — предложила она, и я, оглянувшись с постыдной робостью на хмурые кусты, села рядом с Натальей. Она, удивив меня, достала из сумочки листок бумаги и начала читать: «Я очень люблю смотреть на воду. Мне нравится, когда в прозрачной воде колышется дно, плавают мальки, блестят гладкие гальки, танцуют медузы. Но и очень люблю я смотреть на океан с самолета.

Люблю разные запахи: запаренного веника в бане и резеды летним вечером после короткого дождя, запах осенней сжигаемой листвы, сушеных грибов, свежего дерева, смолы, новых журналов и только что купленных книг…»

— По-моему сейчас перестали сжигать листву, — сказала я тихо.

Она неопределенно пожала плечами: тебе не интересно?

— Нет что ты, — я тронула ее прохладную ладонь, — очень!

— Мне нравится стоять под душем, зажмурив глаза, стена воды, шумя, отрезает меня от всех, и мне кажется, что я лечу — так мне весело и легко. И летать самолетами я люблю. Особенно приятен мне тот миг, когда самолет разгоняется, набирает все большую, большую скорость — и отрывается от земли! Своеобразно, но, пожалуй, приятно чувство невесомости.

Я люблю лица людей в те минуты, когда они занимаются своим любимым делом — копаются в саду, чертят — неважно, какое дело…

Я люблю музыку. Всякую. Подходящую под мое настроение.

Я люблю небо в любую погоду…

…ну, ладно, сказала она, вдруг поскучнев, тут еще страшно долго: от архитектуры до капель дождя, плывущих по стеклу веранды…

Откровенно говоря, я не поняла, что произошло: то ли я как-то недостаточно чутко слушала ее, то ли дальше на листочке было записано нечто такое, что она решила утаить.

Она поднялась со скамейки. На земле качнулась ее тень. Листва под ногами шуршала. Если мы сейчас расстанемся, подумала я, опять увидимся через сто лет. И вспомнила о знакомом моей сестры.

— Слушай, — проговорила я поспешно и тревожно, — у меня, то есть больше не у меня, а у Иришки, есть один знакомый, он охотник, поехали завтра к нему в гости?

Она носком туфли подцепила листок — и подбросила. Он упал рядом со своей черной тенью.

— Пожалуй.

— Во сколько? — загоревшись, я торопилась назначить точное время, чтобы, не дай Бог, она не передумала.

— Как ты.

— В четыре. Нормально?

— Да.

— У метро «Студенческая».

— Ирочка, ты мне нужна, — позвонила, придя домой, я своей сестре, — завтра я хочу познакомить Наталью с твоим Игорем. Прошу тебя, поедем с нами.

— Я не могу, — заломалась Ирка, — у меня Шурик… и вообще…

— Ирина! — вскричала я.

— Не могу!

— Ты что, ревнуешь? — я надавила на больную мозоль.

— Я?! — она захохотала, как оперная примадонна. — Я?!

— Иришек, ну, поехали, он же все-таки твой знакомый, а не мой?

— Поезжай с ней одна, — уперлась она, — а я ему позвоню, ты ведь помнишь, как дойти: до площади, а там до загса — и повернуть. Второй дом, номер семь с какой-то дробью, шестьдесят шестая квартира.

— Как ты считаешь, они понравятся друг другу?

— Гм. — Я поняла, что сестра, настраиваясь на длинный разговор, закуривает.

— Брось курить, грымза, — приказала я беззлобно.

— М-м-м. — Не тут-то было! Ирка явно уже дымила вовсю.

— Я так считаю, что она должна ему понравиться.

— Если он ей понравится, она — несомненно! — выдала Иришка многозначительно. — Ой! — пискнула она. — Что-то сердце кольнуло.

— Я тебе говорю, собака, брось курить! хоть ты и дура, но ведь сестра — мамашки вместе по лужку прыгали, одну соску грызли!

— …В общем, посмотришь ее в деле, — пропустив мои нравоучения, сказала Ирка, — обещаю, эт-то интересно, хотя Игорь, разумеется, не фонтан. Правда бабла у него сейчас полно, купил себе еще одну квартиру… Ой, тут Шурик пришел, — детским голоском залепетала она, — пора кормить. — И прибавила грубо: — Ты же знаешь, как он лопает — легче задавить.

— Привет, — сказала я, — чао какао.

Нет, Наталья никогда бы не смогла так убого жить: борщ, котлеты, хоккей по телегадюшнику и много элементарного секса, как выражается сама Иришка. Карие очи, черные брови.

* * *

— Я в детстве услышу, что кто-то был на Днепре, Днепр, где это? И сердце замирает. «Пахнет клевером летняя ночь, дверь открыла в поля проводница, за Днепром полыхает зарница, что еще тебе может помочь?» Словно когда-то жила там, уехала, разлучилась, а так тянет, тянет туда… Мне обязательно нужно что-нибудь такое, чтобы влюбиться…

По осенней асфальтированной дорожке шли мы к дому Игоря. Я не очень понимала Натальины чувства. Она просто фантазерка, вот и все.

— А Игорю, между прочим, сорок четыре, — сказала я, — старый?

— Меня возраст не волнует, — она вдруг хохотнула, точно ведьмочка в фильме, — был бы человек хороший!

У подъезда кирпичного, темно-красного дома сидел пергаментный дед.