Модельер - [14]

А им строго говорил:

— Стойте, пожалуйста, здесь. Ни шагу дальше! Эти костюмы слева, между прочим, реплики костюмов девятнадцатого века. Даже пыль с них драгоценна! А вы сбиваете её своими рукавами. А потом ещё чихаете и брызгаетесь слюной.

На вечеринках Влад обычно сидел в сторонке и рисовал. На него мало обращали внимания. Вокруг разворачивалось спонтанное театральное представление, в котором каждая сценка кажется заранее запланированной, но поставленной вот только сейчас, единым дублем.

Мало-помалу Влад проникался всеобщей спонтанностью и выползал из угла, куда относили его волнами пребывающие гости, сопровождаемые густо взбитой пеной алкогольных паров. И даже, вскарабкавшись на гребень этого настроения, позволял себе несколько больше, чем изначально хотел.

— Что это на тебе? — спрашивал он, материализовавшись перед одной из девушек.

Она оглядывала его с ног до головы, думая, что этот странный, напоминающий чем-то медведя человек пришёл к ней знакомиться, но потом понимала, что ему действительно интересна её одежда. Ответила, сдувшись, как воздушный шарик и завернув в себя плечи. Шея её намокала от пота: «отчего я интересна ему меньше, чем все эти тряпки?»

— Нравится?

Влад прохаживается вокруг, точно инспектор, проверяющий только установленную скульптуру. Это длинное платье с полностью открытым верхом, почти до пят. В наше время в таких в клубы не ходят — и именно поэтому оно кажется удивительно соблазнительным и таким оригинальным. «Оторвала из какого-то подпольного бутика по сходной цене,» — хвастается девочка. По мере того, как Влад сужает круги, словно загнавший добычу волк, дыхание её умирает в груди, а по бокалу вина в руке проходит явственная дрожь. Пошито, конечно, китайцами. Мажоры, которым быть мажорами не положено по социальному статусу и достатку славятся удивительной изворотливостью.

— Скоро в таких будет ходить половина Невского, — говорит он с плохо скрываемым презрением.

— Да! — девушка отдаёт бокал подруге и зачем-то хлопает в ладоши, напугав себя саму. Ей хочется найти способ расплавить арматуру, на которую, кажется, как на каркас натянуто владово лицо. — Зато я первая! Пару раз выйду в свет и избавлюсь.

Она смотрит на молодого человека и извлекает из горла смех.

— Как от тела. В детективах.

Влад опускается на корточки, чтобы посмотреть швы.

— Ткань так себе… — начинает девушка и взвизгивает под треск расходящейся ткани. Волны мёртвой тишины разбегаются по квартире, даже музыка захлёбывается сама собой и умолкает, сконфуженно фыркнув напоследок помехами. Девушка боится посмотреть вниз, боится задействовать даже мускул.

— Вот теперь ты выглядишь как жертва изнасилования, — с удовольствием говорит Влад. Разглядывает свои голые ступни (на дворе лето, а Влад терпеть не может ходить в носках) и думает, на какую может прийтись удар каблука. Но девушка лишь хлопает глазами. Подол разорван почти до бёдер. Пока потолок не рухнул от крика, он ловко делает ещё несколько дыр. — Во всяком случае, точно в таком же платье точно никого не встретишь.

— Только когда это войдёт в моду, — подсказывает с дивана хозяин квартиры. Он немножко знает Влада и от души наслаждается происходящим.

— То есть очень нескоро, — кивает Влад.

— Высказываю робкую надежду, быть изнасилованной не войдёт в моду никогда, — наконец, произносит девушка. Ступни Влада уцелели. Ему повезло, что жертва для сегодняшних экспериментов оказалась адекватной.

У человечка, который позвал Влада на сегодняшнюю вечеринку, была говорящая фамилия — Зарубин. Будто бы сбежавшая из романа Достоевского. Пожалуй, он наиболее настойчиво навязывался к Владу в близкие знакомцы. Девушки звали его Савушкой, по паспорту кликали Савелием, а представлялся он просто Савом. Он на целую голову ниже Влада, носил огромные гриндера и самые фантастические головные уборы, вроде кепок в шотландскую клетку. На красном, слегка вытянутом лице расцветали разного размера пигментные пятна. В шутку или всерьёз — Влад никогда не мог это для себя уяснить — он призывал других искать в нём сходство с Васильевым из «Сплина», и даже причёску себе делал такую же, отслеживая своего кумира по фото в интернете. Скорее всего это была такая затяжная шутка — на Васильева он был не похож ни на йоту.

Сав был человеком, в котором томная жажда покоя, будто кадр в диафильме, могла в любой момент смениться сумасшедшей активностью. На вечеринках он умудрялся быть сразу везде — и крутиться возле рисующего Влада, поминутно заглядывая под руку и норовя ткнуть в альбом грязными пальцами, чтобы спросить какую-нибудь глупость, и разливать на кухне напитки, и гонять тараканов, отнимая у гостей самолично розданные им тапки. После бесплодных попыток от него отвязаться, Влад устало решил, что иметь такого компаньона лучше, чем бегать от него и прятаться по углам и за самым дальним креслом в доме.

Во время одной из таких вечеринок Сав устроил грандиозное представление, презентовав Влада как художника.

— А ты можешь нарисовать меня? — робко вопрошала та самая девушка, на которой он порвал платье.

— Могу, — сказал Влад, и чуть смущённо, чуть с вызовом прибавил: — Если тебя не будет смущать овал вместо лица.