Мод навсегда - [49]

– У меня Жамэдоам и Омаджаэм![50]

– Он случайно не индус, этот тип?

– Заткнитесь!

– Без компьютера нам все же не обойтись! – сказал Массой. – Существуют сотни вариантов…

– Может быть, все гораздо проще! – заметил Фред.

– Что ты предлагаешь?

– Господин Модажамэ! М.о.д.а.ж.а.м.э.

– Фонтан блестящих идей в полиции в среду утром… – вздохнул Жоэль.

– Что? Уж не хуже твоего Омаджаэма!

– Ладно, проверь, если хочешь, Фредди! И на этом хватит!

Массон и так потерял слишком много времени… На самом деле это была дурацкая идея!

– Меня ждет награда, шеф? – Фред с лукавым видом ерзал на стуле.

– Нет!

– Да!

– Bay! С первой же попытки – в самое яблочко! Иди сюда, я тебя обниму, мой дружок!

* * *

Мод пыталась проигнорировать утреннее вторжение солнца. Но яркий осенний свет до боли резал глаза. Она зарылась головой в подушку. Не просыпаться. Не обращать внимание на шаги горничных в коридоре. На звон фарфоровых чашек о металлические подносы. На деликатный стук в дверь… Войдите… Двери открываются и закрываются. Завтрак. Запах кофе и тостов. С тех пор как уехал Майкл, Мод впала в тоску и отчаяние. «Зачем я осталась в Париже?» – сетовала она. Целыми днями она бродила по улицам как неприкаянная. Накануне, например, она наблюдала за праздной публикой в Люксембургском саду. Сидя на проржавевшем стуле, она подсчитывала цветы на газоне, по которому запрещено ходить. Затем встала и вернулась в гостиницу. Безуспешно ждала звонка Массона. Она ждала. Каждый день. Ждала чего-то, что никогда не происходит. Тогда она погружалась в тело Франсуа. Натягивала на себя его кожу. Проваливалась в его безумие. Ненависть поднималась в ней, как вода во время наводнения. Сначала медленно. Постепенно превращаясь в дикий необузданный поток.

Мод встала и резко задернула шторы. Моя могила осиротела… Она попробовала снова заснуть, но ее мысли беспорядочно бродили… Как драже, обсосанное до миндальной сердцевинки… Замотанная в брачный покров… Обвязанная черной лентой… Букет фиалок…

«Я схожу с ума!» – воскликнула она, отбрасывая одеяло. Затем набрала номер их с Майклом квартиры. В Нью-Йорке два часа ночи… Не страшно… Для любви не существует разницы во времени. «Я люблю тебя. Приезжай скорей! Я люблю тебя», – всхлипывала она, услышав первые гудки, звучащие по ту сторону Атлантики.

* * *

Склад «Гренье»[51] находился в Семнадцатом округе Парижа, недалеко от Порт-де-Клиши. Возведенный в пятидесятые годы, четырехэтажный гараж был перестроен и поделен на отсеки различной площади. 20 июля некий Модажамэ, заплатив наличными за два года вперед, снял помещение площадью пятнадцать квадратных метров.

«Гренье» опровергал общепринятые представления о складах для хранения мебели. В этом просторном и светлом здании люди могли перемещаться легко и свободно. «Рассчитано неплохо! – подумал Массой. – Гораздо дешевле, чем снимать ателье!» За минуту до этого, просунув голову в приоткрытую дверь, он почувствовал, что здесь пахнет подпольным предприятием. Например, что делали тут эти швейные машины рядом с манекенами? Он повернул назад. Оперативники взламывали последний из трех замков, висевших на металлической двери отсека номер 234. Массон сгорал от нетерпения. Они и так потеряли уйму времени, дожидаясь этого проклятого ордера на обыск.

Он вошел в помещение в сопровождении своих сотрудников. В ящиках лежали сотни винных бутылок. Взяв наугад одну из них, Массон посмотрел на этикетку и присвистнул. «Шато Мутон-Ротшильд» 78 года, «Пойак Премъе Гран-Крю Классэ». Не меньше 250 евро за бутылку! Он скосил взгляд.

– Реквизировать! – отрывисто бросил Массон, указывая на пару десятков ящиков, поставленных возле дальней стены.

* * *

От одежды Франсуа исходил сильный запах нафталина. Пуловеры. Вельветовые брюки. Пальто. Там были только зимние вещи.

– Не может быть! Этот тип прячется где-нибудь в тропическом раю! – воскликнул Бертран.

Натянув резиновые перчатки, Массон тщательно изучал каждую деталь гардероба Мод. Ничего общего с одеждой, которую она носила теперь. Два стиля. Две женщины. «Какая из них была настоящей, а какая поддельной?» – думал Массон, перебирая кружевные боди и пояса с подвязками. Выбрав бюстгальтер и кашемировый пуловер, он бросил их в полиэтиленовый пакет. Анализ оставшихся на них частичек эпидермиса и волосинок позволит лаборатории, по крайней мере, подтвердить личность Мод. Увидев входящую в помещение молодую женщину, он покраснел. Мод волновала его. У нее было тело. Грудь. Бедра. Она стала мучительно желанной.

В девятой по счету коробке он обнаружил дамскую сумочку. Удлиненной формы, из сморщенной кожи, она показалась Массону страшно дешевой. Внешний признак бедности?

– Совсем наоборот! Вы ничего не понимаете в моде! – подковырнула его Мод, прочитав марку. Услышав имя знаменитой актрисы, Массон мимолетно подумал о Патрике Деваэре.[52]

– А-а! – отозвался он. – Ни разу не слышал.

В большой черный чемодан были свалены последние остатки скоропалительного отъезда. Среди чистых блокнотов, авторучек, штопоров, шелковых платочков, компакт-дисков и бумажных носовых платков Массон обнаружил записную книжку.

– Она принадлежала мне… – сказала Мод.