Моцарт (картины из жизни) - [6]

Весь остаток дня отец и сын провели вместе у клавесина.

— Мы все же победим! — воскликнул Леопольд, прослушав игру сына.

Когда через два дня при громадном стечении публики маленький Моцарт дирижировал своим новым концертом, восторгу собравшихся не было предела. Осыпанный похвалами и подарками, Вольфганг сошел с дирижерского пульта и радостно бросился к своему отцу. В эту минуту к ним подошел один из злейших врагов Моцарта, венский профессор музыки, и дрожащим голосом произнес:

— Как честный человек, я должен сказать, что этот ребенок — самый великий человек настоящего времени. Я прежде не мог этому верить.

5. Член академии и рыцарь золотой шпоры

Низки и мрачны своды старинной музыкальной академии в Болонье. Маленькие решетчатые окна, находящиеся чуть ли не у потолка, едва-едва пропускают лучи весеннего солнца. В громадной темной зале холодно и неприветливо. Почти теряясь в этой мрачной пустоте, за большим круглым столом, покрытым темнокрасным сукном, восседают знаменитейшие и ученейшие музыканты Италии.

Заседание еще не началось. Все ожидают президента академии, падре Мартини, слава о котором гремит по всей Европе и приговор которого не может быть оспорен никем в мире.

Тихо переговариваются между собой ученые мужи:

— Я не особенно верю в этого новоявленного немецкого гения, — шепнул один из них на ухо своему соседу, преклонному старцу, приставившему ладонь к уху, чтобы лучше расслышать слова говорившего. — Чем может поразить нас варварская Германия? До сих пор никто из них не переступал порога нашей академии.

— Говорят к тому же, что этому гению только 14 лет. Представляю себе его ученические упражнения. И мы, ученейшие музыканты, должны разбираться во всей этой пачкотне… Не знаю, о чем думал падре Мартини!

— Не забывайте, — вставил другой член академии, Валотти, услышавший последние слова старца, что наша академия открыта для всех, кто желает получить почетное звание музыканта. А юный Моцарт, насколько я знаю, не новичок в музыке. Мы же должны судить без пристрастия и без предубеждения…

Слова Валотти были прерваны приходом служителя, предупредившего присутствующих о приближении президента академии.

Двери распахнулись, и, опираясь на палку, в залу вошел седовласый падре Мартини. Несмотря на свой преклонный возраст, он бодрыми и твердыми шагами подошел к столу и занял место председателя.

— Введите почтенных синьоров! — приказал он служителю.

Через маленькую боковую дверь смотритель ввел в залу Леопольда Моцарта и его сына. Отец не мог скрыть охватившего его волнения в этой новой, необычайной обстановке. Всюду, во дворцах королей, в залах театров, он был спокоен за своего сына, но здесь, перед этим собранием ученейших мужей, его впервые охватило сомнение.

Он был бледен и весь дрожал мелкой дрожью. Вольфганг крепко ухватил руку отца и держал ее все время, пока президент кивком головы не пригласил его подойти к столу.

С приветливой улыбкой, гордо подняв свою голову, весь сияя и радуясь, подошел Вольфганг к судилищу.

— Синьорино Амадео! — начал мягким голосом Мартини. — Нас не интересует ни твоя виртуозность, ни твой импровизаторский талант, ни даже твое умение быстро читать с листа партитуры. Это все хорошо для падкой до чудес публики. Мы же — ученые, нас интересуют твои познания в музыке, и ты должен показать нам, насколько ты силен в гармонии и в композиции… Падре Валенто, — обратился Мартини к секретарю собрания, — передайте синьорино Амадео задачу.

Секретарь вынул из папки запечатанный семью печатями конверт и, подавая его Вольфгангу, сказал:

— Вот вам задание! Здесь тема для фуги, которую никто из нас не знает. Разработайте ее письменно и за клавесином. Для этого вам дается 6 часов. Срок, достаточный для хорошего музыканта.

И, обратившись к служителю, он добавил:

— Уведите синьорино Амадео в комнату для испытуемых.

— А вы, — сказал он Леопольду, — удалитесь в комнату ожидания.

Отец и сын обменялись едва заметным взглядом и разошлись в противоположные стороны, один — с тем же радостным лицом, другой — с сердцем, полным тревоги.

Не прошло и получаса, как в зал вошел служитель.

— Падре, — обратился он к Мартини, — мальчик стучит в дверь и просит, чтобы его выпустили.

— Наверно понял, что задача ему не под силу, — пробормотал тот самый старик, который не верил в немецкий талант.

— Узнайте, что ему нужно, — строго произнес Мартини.

Служитель вышел и через несколько минут вернулся. Лицо его было взволнованно, он даже забыл все правила этикета, и, быстро подбежав к столу, едва произнес:

— Мальчик говорит, что он уже кончил.

Точно ветер, пронесся по залу шопот удивления.

— Это невозможно!

— Мальчик смеется над нами!

— Это непостижимо!

Один только падре Мартини остался невозмутимым и спокойным.

— Выпустите мальчика и приведите его сюда.

Вольфганг вошел и протянул Мартини конверт с исписанным листом.

— Иди к своему отцу, Амадео, и жди нашего решения.

Томительные минуты провел Леопольд Моцарт в ожидании этого решения. Ни беспечность сына, ни его уверения, что задача была легкая, не могли успокоить старого капельмейстера. Он понимал, что решается судьба его сына.