Моцарт. К социологии одного гения - [8]

Как видим, бунт сына был направлен одновременно и против отца, придворного буржуа, и против архиепископа, правящего придворного аристократа.

Конечно, мы, высокомерно оглядываясь назад из будущего, могли бы сказать, что при данных отношениях власти, то есть при существовавшей тогда структуре австрийского общества в целом и музыкальной профессии в частности, было маловероятно, чтобы личный бунт Моцарта привел к желаемой цели. Но сколько бы мы потеряли, если бы он не взбунтовался вовсе! Ибо вряд ли можно представить, что это бегство сравнительно известного в музыкальном мире своего времени музыканта от обычной должности, от социально предначертанной схемы его профессии, не оказало никакого влияния на его композиторское творчество.

8

Полезно рассмотреть встречу Моцарта с зальцбургским князем-епископом в несколько более широком контексте. Тогда через этот конфликт в микрокосме зальцбургского двора, как бы в исполнении двух человек, можно увидеть более глобальные конфликты, назревавшие в макрокосме общества того времени. Мы видим, что в самом широком смысле это было столкновение между правящим князем, человеком из высшего дворянства, который одновременно являлся высоким церковным сановником, и человеком из мелкой буржуазии, чей отец собственными силами и трудом поднялся из положения ремесленника до положения придворного слуги.

Впрочем, формула о буржуазии, которая во второй половине XVIII века в силу внутренней необходимости общественного развития находилась на подъеме и которая во Французской революции победила выхолощенное экономическими изменениями феодальное дворянство, сегодня иногда используется настолько механистично, настолько обыденно, что заслоняет собой сложный ход реальных событий. Тогда наблюдаемые проблемы людей классифицируются в соответствии с униженными до положения штампов классовыми терминами, такими как «дворянство» и «буржуазия», «феодализм» и «капитализм». Поступая таким образом, мы закрываем себе доступ к лучшему пониманию хода развития музыки и вообще искусств. Такое понимание возможно лишь в том случае, если не ограничиваться рассмотрением только экономических процессов или только изменений в музыке, а в одно и то же время стремиться пролить свет и на меняющуюся судьбу людей, создающих музыкальные и другие произведения искусства, в меняющемся, развивающемся обществе.

Совершенно очевидно, что во времена юности Моцарта превосходство власти абсолютных монархов и придворной аристократии (которую иногда смешивают с дворянством другого этапа общественного развития — феодальным дворянством Средневековья) было еще совершенно непоколебимо. Это превосходство сохранялось в империи Габсбургов, как и во многих немецких и итальянских землях, на протяжении всей его жизни, и Французская революция мало что в этом изменила. Как здесь, так и в других местах господство придворного истеблишмента ослабевало очень медленно, и он сохранял свое положение высшей социальной группы до конца XIX века, а в некоторых случаях — например, в великих империях Европы — вплоть до войны 1914–1918 годов. Безусловно, в этот период изменились социальные отношения власти в европейских государствах, как изменились и социальное положение художников, и характер искусства. Но даже трансформацию характера искусства в начале и середине XIX века трудно понять, если просто определить его как «буржуазное» и забыть о влиянии аристократических дворов.

Таким образом, конфликт Моцарта с работодателем и кормильцем — аристократом, а на самом деле и вся его биография парадигматически показывает, насколько музыкант-буржуа — в отличие от литератора-буржуа — зависел в то время от должности при дворе или хотя бы в кругу придворного патрициата. И все же в германских землях (включая Австрию), как и в Италии, для музыкантов существовала альтернатива — возможность найти другое место, если их не устраивало то, где они служили. Это было связано прежде всего со своеобразной структурой власти этих территорий (а вовсе не с подъемом буржуазии). Эта структура имела огромное значение для развития музыки в немецком и итальянском регионах.

Тот факт, что к югу и северу от Альп, в странах-преемницах Священной Римской империи германской нации, интеграционные усилия обладателей высшей власти — императоров и пап — потерпели неудачу, привел к возникновению большого количества мелких государственных образований на более низком уровне интеграции. Если в централизованных ранее странах, особенно во Франции и в Англии, уже с XVII века существовал единый двор, превосходивший все остальные дворянские домохозяйства властью, богатством и культурным весом, то Германия и Италия оставались раздробленными на необозримое множество придворных и ориентированных на двор городских истеблишментов. Для примера: относительно небольшая территория современной Швабии во времена Моцарта была разделена между 96 различными суверенными территориями, которыми владели 4 церковных и 14 светских монархов, 25 крупных землевладельцев, 30 имперских городов и 23 прелата[13]. На значительной части этих суверенных территорий правители, чья власть не была ничем ограничена, содержали штаты должностей, включавшие — в качестве необходимого средства саморепрезентации — оркестры, состоявшие из музыкантов, являвшихся придворными слугами. Это разнообразие служило отличительной чертой как немецкого, так и итальянского музыкального ландшафта.