Моцарт. К социологии одного гения - [10]

Шрифт
Интервал

. Вряд ли в это время можно найти другого высококвалифицированного музыканта, который стремился сделать себя независимым от придворного патрона, от надежного положения придворного слуги.

Таким образом, когда Моцарт порвал со своим работодателем, он, зная об этом или нет, пошел на необычайный риск. Он рисковал жизнью, всем своим социальным существованием. Его представления о том, что должно принести будущее, вероятно, были не очень точными. Ситуация в Зальцбурге стала для него невыносимой — негативная ее сторона была ему совершенно очевидна, и для понимания его личности и положения немаловажно представить себе, что он чувствовал. Наниматель указывал ему, когда и где дать концерт, а довольно часто — и что сочинить. Это не было необычным — по всей вероятности, ничто не выходило за рамки рядового служебного контракта. В те времена все профессиональные музыканты, имевшие постоянную должность, жили в соответствии с условиями своего ремесла, подобно придворным ювелирам или художникам, в условиях требований, которые Моцарт больше не мог выносить. Некоторые из музыкантов — например, Куперен или Иоганн Себастьян Бах — достигли великих свершений. Возможно, Моцарт попал к неуступчивому работодателю, но дело не в этом. Решающим является то, что в своих личных целях и желаниях, в том, что он находил осмысленным, а что бессмысленным, он предвосхитил установки и особенности манеры чувствования более позднего типа художников. В институциональном плане в его эпоху еще преобладало придворное положение художника по должности, художника-слуги. Однако по структуре личности он был человеком, предпочитающим реализовывать собственные фантазии. Другими словами, Моцарт представлял собой свободного художника, который в значительной степени полагался на свое индивидуальное вдохновение в то время, когда исполнение и сочинение музыки для высшего общества еще находилось почти исключительно в руках музыкантов-ремесленников, состоявших на постоянных должностях частично при дворах, частично — в городских церквях. Социальное распределение власти, которое выражалось в этом типе музыкального производства, все еще оставалось в значительной степени непоколебленным.

Однако, несмотря на всю смелость Моцарта, определенные идеи относительно будущего у него были. Он связывал надежды с тем, что, возможно, лучше всего можно описать словами «венское высшее общество». И в нем тон задавали семьи придворной знати, среди которых у Моцарта были знакомые и друзья. Сначала он хотел попробовать зарабатывать на жизнь уроками музыки и концертами, на которые дамы и господа высокого полета приглашали бы его в свои дома или которые они устраивали бы для него. Он планировал давать так называемые «академии» — концерты, доходы от которых шли непосредственно в карманы исполнителей, — и надеялся на распространение печатных партитур своих сочинений по подписке. Он знал о своей популярности в венском обществе. Некоторые представители этих кругов уже обещали ему поддержку. Более того, Моцарт имел прекрасную репутацию и резонанс за пределами Вены. Но вряд ли можно сомневаться в том, что он всем сердцем уповал на успех именно в столице.

В течение нескольких лет этот успех действительно имел место. 3 марта 1784 года Моцарт написал отцу, что вскоре, в последние три среды Великого поста, он даст три концерта по подписке, на которые у него уже есть 100 подписчиков и, возможно, будет еще 30. Кроме того, писал он, планируются две академии — и для всего этого ему нужны «новые вещи». В первой половине дня он давал уроки игры на клавире, а по вечерам почти каждый день играл в аристократических домах[17]. Его подписчиками — часть их списков до нас дошла — также были аристократы. Однако 12 июля 1789 года Моцарт писал купцу Михаэлю Пухбергу, что подписка на новый концерт не состоялась, потому что записался всего один человек: господин ван Свитен, его хороший знакомый [18]. Венское общество во главе с императором отвернулось от Моцарта[19].

Здесь можно увидеть своеобразие рынка, доступного Моцарту. По сути, даже будучи «свободным художником», он, как и любой художник-ремесленник, все равно зависел от ограниченного местного круга потребителей. Этот круг был довольно замкнутым и узким. Если в этой среде проходил слух, что император не особенно ценит того или иного музыканта, то последний просто переставал существовать для высшего общества[20].

10

Если мы посмотрим на жизнь Моцарта как «свободного художника», мы снова столкнемся с глубоко укоренившейся двойственностью, которая характеризовала его чувствование и поведение по отношению к придворной аристократии и которая определила всю его жизнь. Она имеет несколько граней.

Как уже говорилось, Моцарт в лучшем случае поверхностно усвоил поведенческий канон правящего слоя своего времени. Но тем не менее его музыкальное воображение было сформировано и пропитано придворноаристократической традицией музицирования. Если такой человек, как Бетховен, вырвался из этой традиции, то Моцарт этого не сделал. Он выработал свои индивидуальные способы выражения чувств в рамках старого канона, в которых вырос. И одной из предпосылок понятности и вечности его музыки стало то, что внутреннюю согласованность мотивов, рождавшихся в его голове, он сформировал в рамках традиционного канона.


Еще от автора Норберт Элиас
О процессе цивилизации

Норберт Элиас (1897–1990) — немецкий социолог, автор многочисленных работ по общей социологии, по социологии науки и искусства, стремившийся преодолеть структуралистскую статичность в трактовке социальных процессов. Наибольшим влиянием идеи Элиаса пользуются в Голландии и Германии, где существуют объединения его последователей. В своем главном труде «О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования» (1939) Элиас разработал оригинальную концепцию цивилизации, соединив в единой теории социальных изменений многочисленные данные, полученные историками, антропологами, психологами и социологами изолированно друг от друга.


Придворное общество

В книге видного немецкого социолога и историка середины XX века Норберта Элиаса на примере французского королевского двора XVII–XVIII вв. исследуется такой общественный институт, как «придворное общество» — совокупность короля, членов его семьи, приближенных и слуг, которые все вместе составляют единый механизм, функционирующий по строгим правилам. Автор показывает, как размеры и планировка жилища, темы и тон разговоров, распорядок дня и размеры расходов — эти и многие другие стороны жизни людей двора заданы, в отличие, например, от буржуазных слоев, не доходами, не родом занятий и не личными пристрастиями, а именно положением относительно королевской особы и стремлением сохранить и улучшить это положение. Книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся историко-социологическими сюжетами. На переплете: иллюстрации из книги А.


Рекомендуем почитать
Мировая революция-2

Опубликовано в журнале «Левая политика», № 10–11 .Предисловие к английскому изданию опубликовано в журнале «The Future Present» (L.), 2011. Vol. 1, N 1.


Крадущие совесть

«Спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи», – эта библейская мысль, перерожденная в сознании российского человека в не менее пронзительное утверждение, что на праведнике земля держится, является основным стержнем в материалах предлагаемой книги. Автор, казалось бы, в незамысловатых, в основном житейских историях, говорит о загадочном тайнике человеческой души – совести. Совести – божьем даре и Боге внутри самого человека, что так не просто и так необходимо сохранить, когда правит бал Сатана.


Предисловие к книге Эдгара Райса Берроуза "Тарзан - приёмыш обезьяны"

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


О своем романе «Бремя страстей человеческих»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Правда не нуждается в союзниках

«Правда не нуждается в союзниках» – это своего рода учебное пособие, подробный путеводитель по фотожурналистике, руководство к действию для тех, кто хочет попасть в этот мир, но не знает дороги.Говард Чапник работал в одном из крупнейших и важнейших американских фотоагентств, «Black Star», 50 лет (25 из которых – возглавлял его). Он своими глазами видел рождение, расцвет и угасание эпохи фотожурналов. Это бесценный опыт, которым он делится в своей книге. Несмотря на то, как сильно изменился мир с тех пор, как книга была написана, она не только не потеряла актуальности, а стала еще важнее и интереснее для современных фотографов.


Газетные заметки (1961-1984)

В рубрике «Документальная проза» — газетные заметки (1961–1984) колумбийца и Нобелевского лауреата (1982) Габриэля Гарсиа Маркеса (1927–2014) в переводе с испанского Александра Богдановского. Тема этих заметок по большей части — литература: трудности писательского житья, непостижимая кухня Нобелевской премии, коварство интервьюеров…


«Особый путь»: от идеологии к методу

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии.


Империя пера Екатерины II: литература как политика

Книга посвящена литературным и, как правило, остро полемичным опытам императрицы Екатерины II, отражавшим и воплощавшим проводимую ею политику. Царица правила с помощью не только указов, но и литературного пера, превращая литературу в политику и одновременно перенося модную европейскую парадигму «писатель на троне» на русскую почву. Желая стать легитимным членом европейской «république des letteres», Екатерина тщательно готовила интеллектуальные круги Европы к восприятию своих текстов, привлекая к их обсуждению Вольтера, Дидро, Гримма, приглашая на театральные представления своих пьес дипломатов и особо важных иностранных гостей.


Чаадаевское дело. Идеология, риторика и государственная власть в николаевской России

Для русской интеллектуальной истории «Философические письма» Петра Чаадаева и сама фигура автора имеют первостепенное значение. Официально объявленный умалишенным за свои идеи, Чаадаев пользуется репутацией одного из самых известных и востребованных отечественных философов, которого исследователи то объявляют отцом-основателем западничества с его критическим взглядом на настоящее и будущее России, то прочат славу пророка славянофильства с его верой в грядущее величие страны. Но что если взглянуть на эти тексты и самого Чаадаева иначе? Глубоко погружаясь в интеллектуальную жизнь 1830-х годов, М.


Появление героя

Книга посвящена истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века: времени конкуренции двора, масонских лож и литературы за монополию на «символические образы чувств», которые образованный и европеизированный русский человек должен был воспроизводить в своем внутреннем обиходе. В фокусе исследования – история любви и смерти Андрея Ивановича Тургенева (1781–1803), автора исповедального дневника, одаренного поэта, своего рода «пилотного экземпляра» человека романтической эпохи, не сумевшего привести свою жизнь и свою личность в соответствие с образцами, на которых он был воспитан.