Уроки и Алоизия! Алоизия и музыка! Что еще просить у судьбы! И самое поразительное, ему удается слепить из посредственности вполне приличную певицу. Ее даже приглашают с концертами. А на горизонте маячит уже и оперный театр!
Поистине, любовь способна творить чудеса!
Вершиной певческой карьеры Алоизии стало выступление в салоне любительницы всего музыкального фрау Бон. По роковому стечению обстоятельств Вольфганг, обычно не пропускавший ни единого выступления Алоизии, отсутствовал. Срочно заканчивал квартет и арию для театра. Рассчитывал успеть к концу вечера. Но увлекся и очнулся от работы только под утро…
Наблюдательные соседи заметили невдалеке от дома фрау Бон большую темную карету. И двоих мужчин в карете.
Первый, кутался в черный плац и тщательно закрывал свое лицо. Вторым был бравый офицер. При параде. Он был молод, красив и решителен. Для него явно не существовало никаких преград. О чем наглядно свидетельствовали торчавшие вверх кончики усов.
— Держите! — сказал «черный человек» и протянул офицеру довольно объемистый кошелек. — Остальное, как договорились…
— Не стоит… — начал было отказываться офицер, но кошелек забрал и спрятал его на груди. — Моя благодарность не имеет границ. Завоевать сердце красавицы, каковой является…
— Не будем уточнять! — глухо произнес «черный человек».
— Мечтой всей моей жизни, было завоевать сердце…
— Ступайте! — прервал его «черный человек», — Да поможет нам Бог! Фрау Бон представит вас. Ступайте! — еще раз повторил он.
И решительно отвернулся в окну.
Бравый офицер поразил всех, обступивших Алоизию после выступления, своей неотразимой внешностью. И размером букета, который он вручил певице. Букет действительно превосходил все допустимые пределы. Алоизия была сражена наповал. И букетом, и разумеется, самим бравым офицером. Его обходительностью. И учтивостью. Потому никто особенно не удивился, когда буквально через пару дней она бежала с ним в неизвестном направлении.
Потеря Алоизии затмила собой даже потерю матери. Вольфганг почти не выходил из своей комнаты, неподвижно лежал на постели, смотрел в потолок. Забывался только темными, длинными ночами.
В одну из таких безумных ночей Вольфганг обнаружил у себя в постели молодую, страстную особу, которая обнимала его, покрывала лицо поцелуями и все такое.
Каково же было изумление Вольфа, когда утром рядом с собой на подушке он обнаружил прелестную головку… Констанцы! Второй средней дочери Вебера! В ее волосах запутался лучик солнца.
Впрочем, Констанца была тоже чрезвычайно мила. Особенно, если слегка изменить прическу. Сделать, эдак, с кудряшками. Констанца так и поступила. На голове появились кудряшки.
Увы! Все тайное становится явным!
Ночные визиты Констанцы не исключение из этого закона.
— Покрыть грех! — шипела злобная Цицилия Вебер своему безвольному муху и глаза ее сверкали, как у дикой кошки.
— Покрыть грех! — шептались на каждой кухне соседи Веберов.
— Покрыть грех! — смущаясь, пробормотал сам Фрид Вебер, столкнувшись утром в коридоре с молодым Вольфгангом.
И Вольфганг направил в славный городок Зальцбург два письма. Одно отцу. С нижайшей просьбой разрешить жениться на Констанце. Другое сестре Нерл. С изложением своей безвыходной ситуации.
Великие идеи эпохи Просвещения стремительно завоевывали всю Европу. Даже в консервативной Вене назревали перемены. В аристократических кругах все громче раздавались голоса протеста против засилья «иностранщины» в культуре.
И самому ярому италоману императору Иосифу II пришлось отступить. Под давлением музыкантов, и особенно первого придворного композитора Антонио Сальери, он дал согласие на открытие в Вене оперного национального театра.
— Мальчишка! Сопляк!
Антонио Сальери метался по своему кабинету, как разъяренный тигр по клетке. Михаэль сидел в кресле, невозмутимо курил.
— Едва успел избавиться от пустоголового отца! Теперь сам решил поломать свою судьбу! Своими собственными руками!
— Надо перетащить его сюда, в Вену!
Антонио замер на месте, удивленно посмотрел на Михаэля.
— Устроить ему заказ на оперу. — продолжал тот, попыхивая трубочкой, — Опера она дисциплинирует. С вашим авторитетом и влиятельностью, пара пустяков.
Антонио, нахмурившись, медленно опустился в кресло напротив. Очевидно, такая простая мысль не приходила ему в голову.
«Действительно! Пора! Давно пора создать собственную немецкую национальную оперу!».
Антонио Сальери по рождению был итальянцем. Но в душе считал себя, как, ни странно, австрийцем. Даже думал по-немецки.
«Хватит подражать родной Италии! Сделать оперу на достойном уровне может только один человек…».
От волнения Антонио даже привстал с кресла, но тут, же опустился в него обратно. Михаэль усмехнулся.
— Очевидное и невероятное? — по привычке съязвил он.
Антонио, обычно не терпевший над собой даже малейших насмешек, только кивнул годовой. Он напряженно думал.
— Объявить от имени императора конкурс! — продолжал развивать свою мысль Гайдн. — Как в древней Греции! Олимпийские игры! Состязание! — все более увлекался Михаэль. — Назначить приличное вознаграждение и…
— …победитель получит все!! — медленно произнес Антонио.