MOBY. Саундтрек моей жизни - [104]

Я вернулся на Мотт-стрит и посмотрел на церковь, стоявшую на другой стороне улицы.

– Я все еще люблю Тебя, Боже, даже если и не представляю, кто или что Ты такое, – произнес я молитву. – И тебя тоже, Иисус. Я не знаю ничего, но я люблю тебя.

Я смотрел в бездну, но не был даже уверен, что она есть, потому что я не мог быть уверен вообще ни в чем. Стоило присмотреться к Вселенной хоть чуть-чуть внимательнее, она тут же показывала себя невероятно сложной и совершенно недоступной для человеческого понимания. Ко мне снова и снова возвращалась одна и та же мысль: я ничего не знаю.

Хотя нет. Я понял, что это не так. Я знаю, что очень хочу блинчиков.

Я поднялся на пятый этаж, прошел по цементному полу коридора и открыл дверь. Мой лофт был заполнен идеальным послеполуденным светом, а стены блестели белым. Я посмотрел в потолочное окно и увидел одинокое облако, плывшее по синему небу. Я достал свою старую металлическую миску, потом взял из холодильника цельнозерновую муку и ванильное соевое молоко. Включив духовку, я извлек из морозилки пакет замороженной органической черники.

Может быть, в этом и есть смысл жизни – жить во тьме платоновой пещеры и вечно стоять перед тьмой, но при этом готовить блинчики, смотреть фильмы с Вуди Алленом и видеть солнце, которое светит в потолочное окно. Вот оно, главное достоинство того, что я не обладаю истинными познаниями о мире, а просто являюсь его частью и восхищаюсь им.

Я приготовил блинчики, отнес их на крышу и съел под огромным синим куполом неба. В миле от себя я видел мэрию и башни-близнецы. Несколько облаков плыли по небу, отбрасывая тени на башни. Я не мог больше говорить о своей несгибаемой вере. Не мог никому говорить, во что верить. Но я по-прежнему мог сидеть под прекрасным манхэттенским небом с тарелкой блинчиков.

Глава сороковая Комбинезон из ПВХ

Днем она была Джиллиан, преподавательницей аэробики, а ночью перевоплощалась в госпожу Доминику, доминатрикс. В «Кранч Фитнес» она заплетала светлые волосы в хвост и бегала по тренажеру StairMaster, одетая в сине-зеленое трико. За закрытыми дверями она носила черный винил и словесно оскорбляла бизнесменов, стегая их плетками.

Мы познакомились несколько месяцев тому назад на караоке-вечеринке у общего друга. Я напился и попытался спеть Rhinestone Cowboy. Когда я закончил, она купила мне «Бад Лайт» в пластиковом стаканчике и отвезла в свою квартиру на Седьмой улице, где мы переспали на крыше в мексиканском гамаке. Она тоже любила собак, так что после секса, когда мы лежали, я рассказал ей про Уолнат.

Уолнат пережила парвовирусную инфекцию, но прежний общительный характер к ней так и не вернулся. В конце концов моя исстрадавшаяся маленькая питбультерьерша уехала на север штата к моим друзьям, и там ей было веселее, чем в городе.

Джиллиан превратилась в госпожу Доминику. Она стояла у своего кофейного столика из Pottery Barn, одетая в комбинезон из ПВХ. В руках у нее была плетка, и она казалась какой-то маленькой.

Мы с Джиллиан никогда не заводили разговоров о совместной жизни, но каждые две недели встречались, чтобы пить пиво, заниматься сексом и обсуждать собак.

Однажды она прислала мне факс.

– Позвони мне. Я хочу, чтобы ты стал доминатрикс.

Я позвонил.

– У меня есть клиент, который хочет переодеться продавцом париков, – сказала она. – Он будет у меня дома притворяться, что продает мне парик. А потом он наденет парик, тут домой придет мой бойфренд, устроит сцену и скажет мне, чтобы я избила продавца. Ты будешь бойфрендом. Согласен?

– Можешь заплатить мне доллар?

– Ха, конечно. Почему доллар?

– Потому что тогда я смогу сказать, что побывал профессиональным доминатором.

– Ладно, хорошо, заплачу тебе доллар. Кстати, какое у тебя доминаторское имя?

– Господин Бобби? – подумав, ответил я.

– Отлично. Встретимся сегодня в восемь, господин Бобби.

В семь вечера я полез в шкаф в поисках одежды для господина Бобби. Он должен быть суровым, так что я надел футболку без рукавов, зеркальные очки и старую джинсовую куртку с нашивкой Def Leppard на спине. Я посмотрел на себя в зеркало: господин Бобби должен быть угрожающим, а я больше всего напоминал Джона Малковича, который вышел за хлебом после трехдневного запоя. Может быть, если я нахмурюсь, то буду выглядеть суровее? Или я просто стану похож на хмурого Джона Малковича.

Я прошел по Ист-Виллиджу к дому Джиллиан на Пятой улице. Поднявшись по лестнице, я глубоко вдохнул. Я хотел отнестись к клиенту с уважением и работать серьезно. Мне платят целый доллар, поэтому нужно быть профессиональным. Я открыл дверь.

Он подошел к ней, и она хлестнула его плеткой по руке. – Нагнись над этим креслом, – тихо сказала она, показав на офисное кресло из «Икеа». Он нагнулся, и она начала стегать его плеткой по необъятной заднице.

Джиллиан превратилась в госпожу Доминику. Она стояла у своего кофейного столика из Pottery Barn, одетая в комбинезон из ПВХ. В руках у нее была плетка, и она казалась какой-то маленькой. Рядом с ней был страдавший морбидным ожирением бизнесмен в фиолетовой кружевной комбинации и пурпурном парике. Играла кассета сестер Эндрюс, и он танцевал кругами на ее сизалевом ковре. Госпожа Доминика посмотрела на меня. И жирный бизнесмен в пурпурном парике – тоже.