MOBY. Саундтрек моей жизни - [102]

– Ха! Я знаю! – крикнул я в ответ.

– Отличное шоу! – сказал мне Чарли Шин. – А теперь иди оденься!

Трейси Лордс начала свой диджейский сет. Я смотрел на нее сбоку сцены и постепенно осознавал иронию ситуации: техно-ботаник вышел голый, а порнозвезда – в одежде. Я спустился в гримерку и оделся. Вскоре пришла Анджела.

– Это было так круто! – сказала она. – Всем понравилось.

– Мы можем поехать к тебе домой и послушать музыку? – спросил я.

– Не хочешь погулять? – спросила в ответ она.

– Нет, я хочу просто пойти к тебе домой и послушать Джона Колтрейна, пока на улице идет дождь.

– Ладно, я тоже.

Она помогла мне втиснуться в мою кислотно-зеленую куртку из шерсти «Маппетов», и мы пошли к черному ходу. Открыв дверь, я засмеялся.

– Что смешного? – спросила она.

– Я только что понял, что теперь мы оба раздевались на работе.

– То есть ты тоже проститутка?

– Ха, пожалуй, что так, – сказал я, и мы вышли в дождливый ночной Лос-Анджелес.

Глава тридцать девятая Муравьи и ногти

Я сидел на корточках на тротуаре возле перекрестка Блекер-стрит и Лафайет-стрит, и тут надо мной наклонился курьер-велосипедист.

– Эй, ты че тут делаешь? – спросил он, глядя на меня сверху.

– Смотрю на муравьев, – ответил я. Он покачал головой.

– Ну ты е*нутый, – сказал он и поехал дальше по Блекер-стрит.

Было два часа дня, среда. Я стоял на углу и ждал, пока зажжется зеленый, и тут вдруг заметил на тротуаре муравьев: незаметные для всех, они были заняты какой-то важнейшей работой, шустро бегая в промежутках между плитками тротуара. Был нормальный осенний день – люди шли мимо с сумками из магазинов, под ногами грохотало метро, – а я присел на корточки, потому что не мог отвести глаз от муравьев.

Я видел тысячи муравьев, а ведь это всего лишь один маленький тротуар посреди огромного города. Я не мог даже предположить, сколько их живет в целом квартале, а ведь каждый из этих муравьев состоит из миллионов и миллионов клеток. У каждого есть маленький мозг, который тоже состоит из бесчисленного множества клеток. У них была своя жизнь, свои желания, свои предпочтения. Они чувствовали страх. У них были глаза. И их на планете триллионы – они копают туннели и питаются кусочками еды, брошенными на тротуарах.

Меня воспитывали в шизофренической в духовном плане, но никого не осуждавшей семье.

Я ничего о них не знал. Единственная клетка в глазу муравья была сложнее, чем все, что я мог хотя бы начать понимать. А если я не знаю ничего, то кто я такой, чтобы говорить, кто или что такое Бог? Я не понимал даже единственной клетки в единственном муравье, но много лет утверждал, что знаю, какой Бог – истинный, а какой – ложный, и как мы все должны верить и вести себя. Я утверждал, что понимаю, кто сотворил вселенную, почему Бог ее сотворил, как и когда.

Но на самом деле я не знал ничего. Я поднял глаза и посмотрел на свои пальцы. На моем большом пальце рос угловатый, обгрызенный ноготь. О нем я тоже ничего не знал, кроме того, как он растет, а также нескольких фактов о клетках из школьной программы. Я помнил, что в каждой клетке моего ногтя есть ядро и какие-то митохондрии. Из учебника биологии в восьмом классе вспоминалось что-то неясное об органеллах. Но на самом деле я ничего не знал.

А если я не знаю ничего о простейших вещах, которые находятся прямо передо мной, – о муравьях и ногтях, – как я могу делать значительные заявления об архитекторе вселенной? Как я могу сказать «Я христианин» и верить, что прав? Я любил учение Христа. Мне нравился акцент, который делался на прощении и служении. Но я не понимал, верю ли я по-прежнему, что христианство – это единственный истинный способ описания и поклонения Бога, которого я не понимал.

Впервые я обратился к христианству в тринадцать лет, когда начал мастурбировать. Я считал, что мастурбация – это плохо, поэтому каждый раз, удовлетворяя себя, потом молился Богу и просил у него прощения. После целого года мастурбации я присоединился к христианской молодежной группе, чтобы задобрить Бога и не дать Ему сбросить наковальню мне на голову. В конце концов я стал считать мастурбацию чем-то нормальным, так что покинул молодежную группу и продолжил мастурбировать.

Меня воспитывали в шизофренической в духовном плане, но никого не осуждавшей семье. Мама росла христианкой, но в шестидесятых стала пантеисткой, чей разум был открыт для разных вариантов. Она отказалась от традиционного коннектикутского христианства и стала гадать по книге «И-цзин». Рядом с ее постелью висела фотография Кришнамурти, она ходила к тарологам и иногда готовила на Пасху блинчики. Она никогда не заставляла меня ни во что верить и, наверное, разочаровалась, когда я превратился в боязливого тринадцатилетнего христианина.

Покинув молодежную группу и открыв для себя панк-рок, я назвался агностиком, потому что это казалось неопределенным и клевым. Мои литературные герои XX века вроде Сартра и Камю были атеистами или агностиками, и я хотел основать свою систему верований на их мировоззрении. В колледже я выбрал профилирующим предметом философию, читал о буддизме, скептицизме, гностицизме, атеизме и куче других «измов», которые должны были определить наше место во Вселенной. В общем, когда я бросил колледж и уехал обратно к гадавшей на «И-цзине» маме-пантеистке, я превратился в агностика-даоса-экзистенциалиста-пантеиста, а если проще – в окончательно запутавшегося скептика из пригорода.