Мобилизованное Средневековье. Том 1. Медиевализм и национальная идеология в Центрально-Восточной Европе и на Балканах - [36]
Если сарматизм был визитной карточкой польского историописания, то так называемая иллирская (иллирийская) идеологема (иллиризм), связывавшая происхождение (южных) славян с иллирийцами, была господствующей в южнославянской историографии XVI–XVII вв. Встраивание в иллирскую идеологему сюжета о Чехе, Лехе и Русе впервые осуществил далматинский гуманист уроженец г. Хвар Винко Прибоевич, автор речи (oratio) «О происхождении и славе славян» (1525 г.), опубликованной в 1532 г. Прибоевич, некоторое время пребывавший в Кракове, был знаком с трудами чешских и польских историков, из которых почерпнул историю о Чехе, Лехе и Русе. Родину трех братьев он размещал в Далмации, отождествляя замок Псари (резиденцию Чеха) со своим родным островом Хвар (Фарос)[278]. Данное отождествление не было одной лишь данью локальному патриотизму — оно органично сочеталось с пронизывающим сочинение Прибоевича антикизирующим взглядом на славянскую историю, в соответствии с которым Далмация, игравшая важную роль в античной истории, одновременно являлась и древнейшим очагом славянства[279].
Качественным скачком в детализации легенды стал труд чешского историка Вацлава Гаека из Либочан «Чешская хроника» (1541 г.), где события из истории Чеха и Леха (без упоминания о Русе, что было характерно для чешской историографии) были не только подробно описаны, но и точно датированы. Согласно рассказу Гаека, первоначальным местопребыванием братьев Чеха и Леха в Хорватии был не один замок, а два — Псари на реке Крупа, где проживал старший брат Чех, и Крапина, где жил Лех. Автор добавлял, что замок Чеха был разрушен неким Грошем из рода далматинских князей. Одноименная деревня сохранилась и по сей день.
По версии Гаека, Чех и Лех покинули Хорватию ввиду опасности конфликтов между соплеменниками, так как славянский народ сильно размножился. Гаек называет точное число спутников, сопровождавших Чеха и Леха — 600 человек, и даже добавляет, что в путь они отправились со знаменем, изображавшем черного орла. Историк сообщает нам точную дату прибытия Чеха и Леха в Богемию — 644 г. (близкая и тоже точная дата — 639 г. — фигурирует в появившейся незадолго до труда Гаека, в 1539 г., «Хронике об основании Чешской земли»). Так же точно он датирует и последующие события: в 653 г. Лех со своей челядью уходит от Чеха на поиски новых земель, в 661 г. умирает Чех, передав власть мудрому судье Кроку (персонаж, упоминаемый еще в хронике Козьмы Пражского, но не связанный здесь напрямую с Чехом), который в 682 г. основал Вышеград — древнейший город на земле, обретенной Чехом. Интересно, что, согласно Гаеку, основанный Кроком Вышеград первоначально именовался Псари — в честь того самого хорватского замка, где в свое время жил Чех. Не менее подробно излагается Гаеком и история Леха. До того как прибыть в будущую Польшу, он правил в городе Коуржим в Богемии, но в 674 г., передав власть Боржиславу, отправился дальше на восток, где сначала основал Гнезно, а в 700 г. — Краков, названный им в честь своего сына Крока[280].
По справедливому замечанию А. С. Мыльникова, Гаек описывал историю Чеха и Леха так, словно являлся очевидцем происходящего[281]. С одной стороны, эту особенность можно было отнести на счет авторского стиля, так как художественный вымысел, цветистость и подробность изложения характеризуют все повествование Гаека о ранней чешской истории. Однако это не объясняет появления приведенных им точных сведений — дат, топонимов, имен исторических персонажей. В произведении Гаека мы сталкиваемся с ярким проявлением раннемодерного медиевализма — комплекса представлений о том, каким было (точнее, каким должно было быть) раннее Средневековье, то есть эпоха формирования первых славянских держав.
Хотя версия истории Чеха и Леха, сообщенная Гаеком, стала исключительно влиятельной в последующей чешской историографии, сохранив свой авторитет до конца XVIII в., она не была уникальной. Пусть и с меньшей степенью детализации, но также необычайно подробными и стремившимися к хронологической точности, последовательности и логичности изложения были и другие раннемодерные версии истории хорватских княжичей. При этом между авторами неизбежно возникали расхождения по важным вопросам: причины исхода братьев из Хорватии, маршрут исхода, датировка и др. Если некоторые из этих вопросов разрешались в угоду общей логике и здравому смыслу, то другие требовали углубленного исследования с привлечением античных или византийских источников, многие из которых были открыты или заново прочтены именно в эпоху Ренессанса.
Попытки совместить легенду о Чехе, Лехе и Русе с информацией данных источников о переселениях народов имели своим результатом распространение датировок деятельности братьев в хронологических пределах VI–VII вв. Наиболее влиятельными из них стали датировки переселения братьев из Хорватии 550 г., впервые предложенная Бернардом Ваповским, и 644 г., впервые фигурирующая в труде Гаека. Позднее с ними стала конкурировать датировка события 278 г., предложенная пражским ученым Петром Кодициллусом (1533–1589) и получившая известность благодаря «Историческому календарю» чешского гуманиста Даниэля Адама из Велеславина (1590 г.). Главным основанием для такой датировки послужило отождествление убитого Чехом знатного человека (о чем сообщала еще хроника Пулкавы) с римским наместником Иллирика Авреолом, провозглашенным в 262 г. императором, а самого Чеха — с восставшим против него главой иллирийской знати. Особняком стояла датировка деятельности Чеха и Леха I в. н. э., предложенная польским историком Павлом Пясецким в труде «Хроника деяний в Европе» (1645 г.): считая орлов на польском и чешском гербах заимствованными у римлян, Пясецкий полагает Чеха и Леха союзниками германского вождя Арминия, разгромившего римлян в знаменитом сражении в Тевтобургском лесу в 9 г. н. э.
