Многоцветные времена [Авторский сборник] - [26]

Василий Васильевич взялся за стакан, и только вялые губы его ощутили холодный пламень самогона, как жилистый и винтообразный человек вошел неожиданно в комнату и сказал:

— Здравствуйте! Мне бы огонька, прикурить…

Василий Васильевич поставил стакан на стол и смотрел на незнакомца с опаской, не подслушал ли он чего, но незнакомец приветливо исказил изрытое оспой лицо, и Василий Васильевич услышал:

— Из приезжих будете, меня еще не знаете, а я Рогулин… веселый человек, право.

— Прикуривай, — оборвал его Полотнов, — да осторожней, плюнешь еще в лампу — стекло треснет, дома ведь запасов не держу. Что ж твоя коптилка разладилась?

— Сгасла, — отвечал покорно Рогулин. — Банка не той конструкции: прошлая из-под сардинок была, а это — старые мясные консервы.

— Чего ж ты у избача огня не просил, рядом ведь, а то вокруг дома танцуешь.

— В ссоре пребываю с избачом, не поделили мысли одной, он в одну сторону норовит, а я не покоряюсь.

— Колбасник ты, фантазер, — закашлявшись, проговорил Полотнов, пуская мрачный клуб дыма в лицо Рогулина. — Плутуя живешь.

Рогулин спокойно проглотил дым, отошел от стола и уронил белую войлочную шляпу Василия Васильевича.

— Сию минуту… — Он шатнулся за ней и, отряхивая о колено, рассматривал. — Наша работа, здешняя. Почем плачено?

— Полтора, — неохотно ответил Василий Васильевич.

— В самый раз.

Рогулин уже уходил.

— Если я вам понадоблюсь, скажите Полотнову — как лист перед травой.

— Проваливай! — закричал, топая ногой, Полотнов. — Понадоблюсь, несусветное трепло, понадоблюсь! Бочки затыкать им, паршивым, а он — понадоблюсь.

Глава вторая

Василий Васильевич распаковал нехитрый свой чемоданчик, вынул зеркальце и сейчас же увидел обветренные свои щеки, рыжий нос, седые виски и бороду клинышком — аккуратный кусочек городского порядка, исчезнувшего за темнотой, громадной скучной дорогой и непрерывным рыканьем реки.

Он убрал зеркальце, подошел к двери, хотел замкнуть ее на засов — засова не было, тогда он поставил поудобнее свечу и стал осторожно разоблачаться. Он подрезал ножиком подкладку брюк в разных местах и вынимал оттуда незначительные пакетики, аккуратно завернутые в полотняные тряпочки. Он складывал пакетики на одеяло и прикрывал их подушкой.

Войлочную белую шляпу долго вертел он, нюхал и слюнил войлок и, успокоившись, достал иголку и нитку. Тут без стука вошла пышная туша Полотнова. Полотнов окинул беспорядок комнатки, увидал шляпу и в соседстве с ней иголку.

— Подкладочку подшить хочешь? Велика шляпа? — бесцеремонно начал он. — У меня такая ж, только я ей кожаную подкладку сотворил: голова не потеет от кожаной; у нас все такие носят. Я тебе сейчас принесу, той кожи кусочек уцелел как раз.

Хорошо, что он не смотрел в лицо гостю. Василий Васильевич побледнел, и даже дыхание у него, как у канарейки, опрысканной водкой, пошло завиваться. Полотнов, не обращая внимания на неясное его молчание, уже исчез. Василий Васильевич быстро собрал свои пакетики и смел их в чемодан; он взял в руки шляпу — была она спокойная, большая, мягкая, — надел ее на голову и вдруг беспричинно засмеялся. Шляпа делала его лицо суровым и почти красивым, но не добрым. Полотнов вернулся шумным и огромным, дым его трубки сделался совсем оглушительным. Полотнов потрясал длинным и широким отрезком.

— Ну, шей и спать ложись, а я пойду качать в ночную — самая горячка: по ординарной цене зерно, — кому ж охота гнать.

Мы сбоку государство объезжаем на мельницу, чувалы пойду свои посмотрю — не с дыркой ли опять. Как дома-то у тебя, в городе, голодище стоит?

— Я уезжал — очереди были, — сказал Василий Васильевич, сердясь, что Полотнов не уходит.

— Может, и чемодан разобрать помочь? — не успокаивался Полотнов.

Василий Васильевич даже рукой не помахал над чемоданом;

— Нет, нет, я сам разберусь, не магазин.

Но Полотнов не уходил; он топтался и дымил над головой Василия Васильевича, изнемогая от любопытства.

— На землю хочешь сесть? Моя старуха плакалась: еще, говорит, один аспид на шею. А я ей: молись своему богу, он богатей, он тебе на платье подарит. Подаришь ведь? Она у меня стряпуха, пирогом с печенкой закормит.

— Подарю, — быстро ответил Василий Васильевич. — Галантереей, ничем другим не торговали. Разберусь завтра и подарю.

— А деньги у тебя есть? — Полотнов так вытянулся, что достал бы потолок, но, сразу опомнившись, втянул голову, сел на табурет и стал похож на турка, лысого и длинноусого.

— Деньги у меня в верном месте. — Василий Васильевич неопределенно потряс рукой. — Деньги теперь, даже если надобно, при себе не держат.

— Не держат? — недоверчиво спросил Полотнов. — Скажи пожалуйста! Неужели в землю копают иль впереди себя с курьером шлют?

— Ак-кре-ди-ти-вы пишут, — по слогам отрезал Василий Васильевич. — Так что украсть нипочем нельзя. Бумажки такие, как квитанции, в жизни никакой им цены нет, — а нужно — пошел и тебе отстригут и по надобности получи. Порядок.

— Ну и хорошо, ну и ладно. — Полотнов встал. — Пойду, лошадей покормлю. Спи ты себе спокойно, я до света вернусь. Если куда надо во двор, далеко не заходи, собак я спускаю. Без собак невозможно у нас.