Много на земле дорог - [7]
Наконец занятия кончились, и буфетчица занялась подсчетом. Приподняв брови и вздыхая, она раскладывала серебряные и бронзовые монеты по кучкам, всем своим видом показывая, что не по душе ей затея вожатого. Костя с красными пятнами на шее, проступившими от волнения, ревниво следил за движениями ее рук. С нетерпением ожидали результатов подсчета Илья Ильич, парторг и завуч школы Елизавета Петровна… А в коридоре за дверью буфета шла своя жизнь. Тут толпились «болельщики» и среди них — лучшие Костины помощники: Намжил, Ганька и Женька. Разговор шел вполголоса.
— А вдруг не хватит?
Ганька, худенький, верткий и черный, как негритенок, попробовал заглянуть в скважину замка, но, как назло, изнутри был засунут ключ. Ганька лег на пол и, приложив щеку к грязным половицам, заглянул под дверь.
— Ну, что там? — нетерпеливо спрашивал толстый, голубоглазый Женька.
— Ноги! — вздохнул Ганька.
— Чьи?
— Костины. Ходят туда-сюда.
— Не к добру. Значит, просчет… — махнул короткопалой рукой Намжил и осуждающе посмотрел на дверь такими узкими глазками, что невозможно было разглядеть, какого они цвета.
Вдруг за дверью буфета послышались голоса и смех.
Ганька вскочил на ноги. Мальчишки едва успели отбежать от двери. Из буфета вышли Елизавета Петровна и Илья Ильич.
— Не терпится? — дружелюбно спросил директор учеников. — Интересуетесь? Все отлично! А теперь марш по домам.
Но ребята стали ждать Костю. Ганька осторожно приоткрыл дверь. Костя, веселый, вмиг преобразившийся, размахивал руками.
— Ну вот видите, тетя Поля! А вы сомневались! Великое дело — доверие к человеку. А наши ребята — это же замечательные люди! Я с ними готов хоть на Луну лететь, хоть на Северный полюс. Они никогда не подведут. Вы понимаете, тетя Поля, как выиграет человечество, когда восторжествует честность!..
Ребята облегченно вздохнули: можно идти домой. Все в порядке. Костя сел на своего любимого конька и теперь не скоро остановится.
4
В пионерской комнате редколлегия готовила очередной выпуск стенной газеты. Семиклассница Порохова, став коленями на стул и почти лежа на газете, четким, крупным почерком переписывала заметки. Девятиклассник Иван Меньшиков, по прозвищу «Алексашка Меншиков», отбирал и правил заметки. Выбирать было, как обычно, почти не из чего, и редактор, решительно отбросив заметку, сейчас же снова брался за нее.
Женька, так же как и Порохова, лежал животом на газете и, высунув кончик языка, склонив светловолосую голову набок, старательно рисовал початок кукурузы.
В комнату вошел Костя. Был он в коричневом лыжном костюме, с пионерским галстуком на шее.
— Слушай, Женька, я тебе взаймы давал? — спросил Костя.
— Давал. А что?
— «Что, что»! — рассердился Костя. — Долги возвращать надо, вот что! Я на билеты всю зарплату ахнул, а теперь хожу и собираю, как нищий.
— У меня деньги в пальто! Я мигом, Костя. — И Женька исчез за дверью.
Он вернулся через несколько минут смущенный, вспотевший и растерянный.
— Костя! У меня из кармана деньги кто-то украл.
— Что?! Этого не может быть. Ты потерял деньги или у тебя их не было!
— Честное пионерское, были! Тридцать копеек.
— Не может быть! Пойдем искать вместе.
Костя схватил за руку Женьку и почти вытолкнул его из комнаты.
— Что это он? Боится, что Женька деньги не отдаст? — удивленно спросила Порохова.
— Семиклассная наивность! — презрительно покосился на нее «Алексашка Меншиков». — Он за честь школы болеет. Ты знаешь, какой он идейный? Как Макаренко… Ты же сама его статью своими каллиграфическими каракулями переписывала. А в статье сказано, что за два месяца в нашей школе ни у кого ничего не потерялось.
На вешалке Костя собственноручно обшарил оба кармана Женькиного пальто. Денег действительно не было.
Женька предложил:
— Я сбегаю за деньгами домой.
Костя махнул рукой. Разве в этом дело?!
Все же Женька надел пальто, снял тапки и взялся за мешок, висевший на крючке вешалки, чтобы надеть ботинки. И вдруг лицо его вытянулось, голубые глаза растерянно заморгали. Мешок был пуст. Ботинки исчезли.
Костя обшарил всю раздевалку, а Женька в тапочках бросился домой за деньгами.
Он вернулся быстро, нашел в коридоре Костю, сунул в его руку тридцать копеек.
Костя отвел Женьку в сторону и строго сказал:
— Насчет пропажи никому ни слова… Может, кто подшутил. Подождем.
Женька смутился:
— Костя, я уже…
— Уже разболтал?
— Маме и Баньке с Намжилом…
— Предупреди Баньку и Намжила. А маме скажешь, что я вечером забегу.
Они направились в зал. Школьный хор репетировал свое выступление на Октябрьском празднике. Костя взялся за баян, а Женька встал впереди хора и чистым, тонким голосом запел:
Многоголосый хор подхватил, заглушив и Женькин голос и баян:
Пели дружно, охотно, и Костя был доволен, забыв на время о происшествии в раздевалке.
В разгар репетиции в зал вошел незнакомый человек. Такой в Веселой Горке не жил. Был он невысок, в шляпе, в коротком пальто с поясом, в узких брюках, в модных остроносых туфлях. За дымчатыми очками прятались внимательные глаза. Приезжий переждал, пока хор закончит петь, и, когда стало тихо, спросил:
