Много на земле дорог - [69]
— Я сейчас вернусь, Слава, — сказала Надя и, несколько озабоченная, не одеваясь, выбежала на улицу.
7
Еще издали у проходной Надя увидела человека в военной форме. Невозможно было различить его лицо, но она почувствовала, что это Костя. Сердце забилось, и Надя с удивлением подумала: «Что это со мной?»
Костя, улыбаясь, шагнул ей навстречу и протянул обе руки. И она, задыхаясь от волнения, от быстрого бега, тоже протянула ему обе руки.
— Спорщица! — сказал Костя, смотря на нее ласковым, бесконечно ласковым взглядом.
Надя с удивлением рассматривала его. Это был стройный, подтянутый молодой человек. Неужели он так похорошел? А может быть, она не замечала прежде его ясных коричневых глаз, умных и проницательных, его нежного и в то же время энергичного рта, его решительного подбородка. Может быть, он всегда был таким?
— Костя… ты… ты так изменился! — задыхаясь, сказала она.
— И ты, Надя, тоже… Ты очень похорошела, — любуясь светом ее глаз, красками лица, проговорил Костя.
— Я сейчас оденусь, и мы пойдем ко мне. Хорошо, Костя?
— До восьми часов в твоем распоряжении. Веди куда хочешь.
Надя побежала в клуб. Вот за выступом дома мелькнуло ее широкое светло-серое платье с большим белым воротником.
«И как это я мог так долго не встречаться с ней?» — подумал Костя.
В клубе все так же играл на баяне курносый паренек с полигона, танцевали пары, а в соседней комнате, подняв невообразимую возню, веселились Сережины гости.
У дверей Надю встретил Слава, и она, сияющая и веселая, сразу как-то померкла, потускнела.
— Что с тобой? — обеспокоенно спросил Слава.
— Я уйду, Слава… Ко мне приехал мой школьный товарищ.
— Но почему ты такая? Тебе неприятен этот приезд? — допытывался Слава.
— Нет, почему же… Это приехал Костя. Я тебе о нем рассказывала.
Она надела пальто, шапочку и поторопилась уйти.
Слава возвратился в зал, сел у окна и задумался. Не первый раз вот так уходила Надя, оставляя его, но почему-то сегодня ее уход причинил ему особенную боль. Он давно разобрался в своем чувстве к Наде, но не решался признаться ей, потому что не понимал Надиного отношения к себе. Иногда ему казалось, что Надя тоже любит его. Он замечал ее желание быть с ним, видел, что на заводе она отличает его от других. Но порой он ловил ее равнодушный взгляд и читал в нем какое-то к себе безразличие. Вот и теперь он не уловил в ее глазах сожаления, что она проведет вечер без него.
— Что загрустил, Слава? — спросил Самсонов, останавливаясь подле него и закуривая. — Потанцевал бы, вон сколько девушек!
— Не понимаю я девушек, Самсонов. Они для меня загадка, — вздохнув, ответил Слава и потянулся к Самсонову за папиросой.
— Не замечал, чтобы ты курил! — с удивлением воскликнул Самсонов и не без колебаний подал Славе папиросу.
8
А Надя и Костя в это время подходили к заводскому общежитию. Они шли неторопливо, вспоминая Веселую Горку, школу, ребят…
— И грусть и зло охватывают, когда я вспоминаю Андрея или Виру, — задумчиво говорила Надя.
— Думаю, что и мы виноваты. Рядом с нами росли два таких пустоцвета, а мы глазами хлопали. Я часто думаю об Андрее. Если бы я так же упорно думал о нем тогда…
— Знаешь, Костя, — перебила его Надя, — мне кажется, что основной чертой Андрея была самовлюбленная гордость, и если бы…
— …если бы мы сумели вовремя направить его по верному пути, у нас в Веселой Горке был бы незаурядный художник.
— Мы бы его спасли! — Эту фразу они сказали в один голос.
— Вот видишь, как мы одинаково думаем! — засмеялась Надя и сразу же стала серьезной. — И все же жаль Андрея. Не прожить и двадцати лет на свете… Ну, мы пришли, Костя.
Они остановились возле небольшого двухэтажного дома.
— Сами строили, — с гордостью сказала Надя. — И видишь, какой сад развели!
Надя открыла калитку, и они прошли по запорошенной редким снежком аллее фруктовых деревьев, поднялись на высокое крыльцо.
За просторной верандой оказалась небольшая комната с тремя кроватями, застланными одинаковыми шелковыми покрывалами.
— A у вас тут красиво, — снимая шинель, сказал Костя.
— А как же! — засмеялась Надя. — Ты посмотри, какой современный стиль у нашей комнаты. Видишь, какая легкая, изящная мебель? А шторы! — Надя подошла к окну и подняла рукой белую штору, на которой были изображены огромные красные кувшины.
— Что-то уж очень абстрактное, — неодобрительно усмехнулся Костя, усаживаясь в низкое кресло.
— Нет, погоди, не садись. Я хочу посмотреть на тебя. — Надя весело потянула его за руку.
Костя повернулся вправо, влево, потоптался на месте и, вспоминая свою любимую повесть «Сын полка», улыбаясь, спросил:
— Ну как, показался?
— Показался, — серьезно сказала Надя и с каким-то внутренним страхом подумала: «Что-то уж очень сильно «показался».
Надя согрела чай, нарезала сухой «многодневный» кекс.
— Больше ничего нет, Костя. Питаемся на, заводе. А так хотелось бы угостить тебя! Надоела, наверно, солдатская еда? И вина нет, а то бы выпить за встречу.
— Разве угощение мне дорого? Рад, что увидел наконец тебя. Расскажи лучше о своей работе, об учении, о новых друзьях, о Москве, на которую ты променяла Сибирь…
— Я Сибирь на Москву не меняла. А кстати, тебе писали из Веселой Горки? Редкие металлы у нас нашли, где-то рядом с селом будет строиться обогатительный комбинат. Так что мне есть куда возвращаться. Ты смотри сам к Москве не присохни.
