Мнимая реальность - [5]

– Какую?

– «Неправильно. Неправильно срослись кости».

Рэйн изогнул брови и что-то старательно записал в блокноте.

– Интересно.

– Интересное было впереди, – сказал Виткес. – После этих слов он показал нам свою руку. Вы ведь уже видели, что он с ней сделал?

– Да.

– Ну, а потом он свернул себе шею.

– Вы хотите сказать, он сам себе свернул шею? – В тоне Рэйна промелькнуло недоверие. Виткес поджал губы.

– Именно!

– Почему же вы не предприняли никаких попыток остановить его?

– На основании наблюдений за пациентом, я могу утверждать, что Джон Диккенс не был склонен к суициду. Я полагал, что случившееся – просто временное помутнение, которое можно легко устранить с помощью препаратов. Но именно в тот момент, когда я попросил санитара принести лекарство, Диккенс покончил с собой.

– Интересно вы, однако, излагаете свою версию происшествия.

– Понимаю, в это трудно поверить. Но мои показания могут подтвердить два человека: Том Уильямс и Билл Скайз, санитары моей больницы, – Виткес сделал паузу. – Видите ли, детектив Рэйн, на пациентов с нервно-психическими расстройствами воздействуют многие внешние факторы: перемена погоды, изменение среды. Не исключаются возможные галлюцинации и голоса. Все это могло сломить и без того слабую психику Диккенса.

Рэйн кивнул, снова сделав пометку в блокноте:

– Простите, а сколько вы работаете в этой больнице?

Виткес прищурился. Вопрос детектива ему явно не понравился.

– Я не работаю в больнице. Я работаю с людьми, – он поднялся с кресла и прошелся по кабинету. – Психиатрии я отдал больше тридцати лет своей жизни. Пятнадцать из них – я лечу души именно здесь, в этом заведении. И, поверьте, я повидал многое!

– Хм, тридцатилетний опыт работы с больными. И как вы не смогли предугадать склонность вашего пациента к суициду? Это наверняка было очевидно.

– А что, по-вашему, очевидность, детектив Рэйн? – Сухо спросил Виткес.

Рэйн хохотнул:

– Простите, доктор, но меня не интересуют ваши психо-тесты.

Виткес выдохнул:

– До того, как открыть свою больницу, я работал около десяти лет в Сайлент-Дом. Эта больница делилась на два корпуса. Первый был для пациентов, которые поддавались лечению и шли на поправку. «Заблудшая душа, надолго оставшись в темноте, вряд ли потянется к свету» – я всегда повторял это изречение, когда речь шла о втором корпусе. Там не было жизни, и не могло быть. Не было смысла лечить тех, кто давно вырыл себе яму и в любой момент готов прыгнуть в могилу. Я решил, что не готов на такие жертвы. Лучше лечить души тех, кто действительно нуждается в этом. Дать человеку возможность снова стать человеком. Дать шанс на жизнь и на счастье. Помочь почувствовать себя нужным в этом мире. Поэтому в моей больнице никогда не было подобного тому, что произошло вчера. Мои пациенты шли на поправку. А теперь они, к сожалению, мертвы. И вы обвиняете в этом меня.

– О, простите, доктор Виткес. Я не хотел сказать ничего плохого.

– Ваша работа, детектив Рэйн, дурно на вас влияет. Вы знаете, что семьдесят процентов полицейских во время работы испытывают непрекращающийся психологический стресс? Истощение нервной системы порой приводит здоровых мужчин к слабости и отчужденности.

– Доктор Виткес… – начал Рэйн.

– Когда вы в последний раз хорошо спали и ели? Я уже не говорю об интимной жизни. Мужчине, тем более с такой работой как у вас, разрядка просто необходима.

– Доктор Виткес, – Рэйн поднялся с места. – Простите, конечно. Но речь сейчас не обо мне. И с чего вы взяли, что я испытываю стресс?

– Теперь уже я прошу прощения. Наверное, я наговорил лишнего, – смущенно склонил голову Виткес.

– Значит, вы не могли предположить, что Джон Диккенс был способен на суицид?

– Верно. Иначе я бы передал его в другую больницу. Повторюсь, за тридцать лет такое в моей практике случилось впервые, – Виткес вздохнул. – Не только я сочувствую его скоропостижной кончине. Его другу так же сейчас приходится нелегко.

– Понятно.

Рэйн убрал блокнот в карман, и уже хотел было снять очки, как вдруг доктор остановил его:

– Могу я дать вам совет, детектив Рэйн? Не снимайте очки. В них вы кажетесь более рассудительным.

– Спасибо за совет, – Рэйн неловко откашлялся. – Вы что-то говорили о друге Джона. Могу я узнать его адрес и переговорить с ним?

– Вы должны сами понимать, пациентам, которые много времени проводят взаперти, нелегко находить друзей. Если, конечно, они не являются пациентами этой же больницы.

– Вот как?

– Пойдемте, я познакомлю вас с ним.

– Доктор Виткес, я могу взять фотографии? Если они вам больше не нужны.

Виткес улыбнулся и протянул фотографии детективу.

– Конечно. Пойдемте. Надеюсь, вы не против, если мы спустимся по лестнице? Иногда хочется размять кости, – сказал Виткес. Рэйн лишь хмыкнул в ответ.

Они спустились на три этажа, и доктор Виткес ключом открыл дверь к палатам.

– Здравствуйте, доктор Виткес, – поздоровался санитар, заметив, как открылась дверь служебной лестницы.

– Здравствуй, Том, – коротко отозвался доктор.

Пройдя вдоль палат, они оказались в холле. Рэйн окинул помещение взглядом: десяток столов, на которых лежали шахматные доски с расставленными фигурами, маленький черно-белый телевизор и угловой диван с выцветшим покрывалом грязно-коричневого цвета. Несколько пациентов сидело за одним из столов, вяло раскладывая мозаику. Другие слонялись по холлу, бессмысленно таращась в пустоту. Телевизор, надежно упрятанный за решетку, тихо транслировал старый фильм. Редкие больные останавливались перед ним на несколько минут, и снова бродили, подобно привидениям. Виткес взял Рэйна за локоть и указал на мужчину, сидевшего за столиком в дальнем углу. Перед мужчиной лежали альбомные листы и несколько восковых карандашей. Он держал ладони на краю стола, голова была опущена, взгляд устремлен к белоснежным листкам.