Мне не нужна любовь - [8]

— Мне, конечно, трудно судить, но, думаю, мудрая и любящая женщина сама не отдаст никому ни своих пеленок, ни кастрюль, ни рубашек! А если же все это ее тяготит, значит, и муж ей — чужой, и дети его — не в радость, и, вообще, не сложилось у нее семьи, не с тем человеком жизнь она делит!

— Не слишком ли круто? Что, раз надоело мужу рубашки гладить, то уж и жизнь не удалась?

— А как же иначе? Ведь каждая женщина — а тем более любящая — немного колдунья. Она не просто рубашку гладит, она на этой рубашке тепло рук своих оставляет, чтобы оно всегда с любимым было, чтобы от бед оберегало, соблазны отводило, чтобы помнил он каждую минуту, что его и любят, и ждут… Это вековая домашняя магия, и в тягость нормальной женщине она быть не может…

Света слушала его, открыв рот. Его рассуждения были так необычны, так забавны! Конечно, глупость полная, но как интересно!

В тот вечер они проболтали допоздна, постоянно меняя темы разговора, и Андрей каждый раз демонстрировал свое особенное и, как правило, весьма любопытное мнение. Света укладывалась спать очень довольная собой: да, это была отличная идея — оставить Андрея у себя!

Назавтра «вечер вопросов и ответов» состоялся снова, и на следующий день — тоже. Но характер бесед несколько изменился. Уже не опасаясь, что собеседник «закроется», Света стала позволять себе возражать Андрею. Особенно ее «доставала» его склонность к нравоучениям, от некоторых его сентенций за версту несло домостроем, какой-то дремучей, кондовой моралью, столь странной для современного молодого человека. Иногда она не выдерживала и, разгорячившись, всерьез начинала спорить.

— Ты проповедуешь старые как мир, избитые и банальные истины! — сердито упрекала она Андрея.

— Любая истина банальна, — спокойно отвечал он. — Небанальная истина — это уже открытие, на него я ни в коей мере не претендую.

— Андрей, — пыталась урезонить его Света, — но ведь времена меняются, с ними меняются и понятия нравственного!

— Меняются, к сожалению, понятия безнравственного, понятия нравственного изменяться не могут, — возражал он.

— Да почему же не могут?

— Помнишь, Кант говорил, что есть только две вещи, которые не перестают его удивлять: звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас? Ты не задумывалась, что же он нашел в этом удивительного?

— И что же, по-твоему?

— По-моему то, что и одно и другое — абсолютно, безгранично и вечно. Нравственный закон — это закон природы, как закон всемирного тяготения или закон Ома. Он был и будет всегда, во все времена и при всех режимах. Не важно, как он называется — Нагорная проповедь или Моральный кодекс строителя коммунизма — суть его от этого не изменится. Нравственный закон незыблем, потому что обеспечивает безопасность и жизнеспособность общества. Если он попирается массово, как у нас сейчас, то общество болеет, а если он отвергается всеми поголовно, оно гибнет.

— От твоих нравоучений скулы сводит! — вспыхивала Света, хватала чайник и уходила за водой, чтобы, вернувшись через минуту, продолжить спор с новой силой.

А в общем, несмотря на жаркие споры, Андрей нравился Свете с каждым днем все больше и больше. Была в нем какая-то основательность, надежность, внутренняя сила и уверенность. Ей было хорошо с ним — спокойно и уютно. Возвращаясь домой по вечерам, Света уже предвкушала неспешное чаепитие и интересный разговор.

Так было и в пятницу. Света пребывала в прекрасном настроении, даже ушла пораньше с работы. Она заехала в магазин, купила к чаю торт и кучу всяких вкусностей, решив побаловать сегодня и себя, любимую, и своего мастера, «Андрея-муромца».

Но дома ее снова ожидало потрясение. На этот раз под ударами Андрея пали ванная и туалет. Собственно, сама ванна и унитаз остались на месте, но все остальное — стены, пол и потолок санкабины — было безжалостно разрушено и превратилось в безобразные груды битой плитки, кусков бетона и штукатурки.

Света в ужасе застыла на пороге квартиры, не в силах отвести глаз от этого вселенского разгрома. Перед ней, как чертик из табакерки, вдруг появился улыбающийся Андрей, весь покрытый известковой пылью.

— Привет! — радостно воскликнул он.

— Господи!.. — простонала Света. — Как же теперь?.. Ни умыться, ни… Ты бы хоть предупреждал о своих диверсиях! Я бы к кому-нибудь помыться заехала… Кошмар!..

— Свет, ты не переживай, тут же все работает — и ванна и… это… А мусор я сегодня же весь уберу!

— Да?! И как ты себе это представляешь?! — с гневным ехидством спросила Света. — «Андрей, выйди, пожалуйста, на лестницу, я хочу пи-пи!» — так?!!! А мыться?! Я привыкла по полтора-два часа в ванне отмокать — что мне теперь прикажешь делать?!

— Мыться мы завтра в баню пойдем, заодно и попаримся, — широко улыбаясь, предложил Андрей.

Подумать только — ему был забавен ее гнев!!!

— Ку-да?!! — задохнулась Света.

— В баню. В общественную, — коротко сказал Андрей.

— Значит, так! — отчеканила Света с холодной яростью. — Завтра в десять часов утра ты отсюда исчезнешь — в баню, к черту, к дьяволу — мне все равно! Но до двух часов дня чтобы духу твоего здесь не было! Появишься раньше — не пущу! Ключи от дома оставишь мне. Ясно?!