Мне на плечо сегодня села стрекоза - [26]

— Давай сюрприз, — сказала Айседора.

— А то и сюрприз, что иду я неделю назад по озеру, иду, иду к дальним островам, вдруг смотрю: снегоход «Буран» меня догоняет. Остановился. Смотрю: батюшки, да это же Пал Матвеич Кляксин, друг мой, однополчанин, всю войну бок о бок прошли, лет десять не виделись, потерялись.

«Михей!» — кричит он мне.

«Паша!» — кричу я.

Ну, обнялись, поцеловались… И что вы думаете — он тут помощником егеря на озере устроился, изба своя — огромный домина. Какая там рыбалка, сели на снегоход, дунули за водкой и весь день в избе просидели.

— Не стоит, Михей, — сказал дед и кивнул на меня: — При ребенке-то.

— Ишь ты, куколка, — сказала ему Айседора. — Что ж, однополчанам и не выпить, что ли?! Я уж на что непьющая, а как своих вояк увижу — обязательно рюмочку клюкну. Верно, Леха? — И Айседора потрепала меня по щеке. — Старая я, да? А ведь я в танковом была. Не похоже, а?!

— Что же выходит? — сказал Михей. — Захотим — и заночуем, и завтра половим. Нам, пенсионерам, что? Нас никто не ждет.

— Нас-то с Айседорой ждут, — сказал мой дед.

— Тогда опять-таки идея, — сказал деду Михей. — Твоему Лехе ведь в школу, да? Отправляем его электричкой одного, он дома все расскажет и к тебе, Айседора, позвонит и предупредит. Верно, Леха?

Я кивнул и мгновенно подумал, что, если вдруг так и произойдет, то мне придется поговорить со Светой. Ну и ладно, ну и отлично.

Старики заговорили о войне, я слушал и все никак не мог представить, что они воевали по-настоящему. Ну как это — Айседора и вдруг с гранатой?! Но весь фокус в том, что так оно и было. Вот смотришь кино: снаряды рвутся, все в огне, грохот дикий, бегут, стреляют, падают, гибнут люди — и все правда. И очень трудно представить, что дед, старушка Айседора и этот длинный Михей точно так же лезли в огонь и смерть. Они сидели сейчас совсем рядом, живые, обычные, что ли, пили чай из термоса, старенькие, свои — трудно было представить их на войне. И все-таки я это почувствовал, не знаю уж почему и как: это именно они бегут под пулями и снарядами, защищая и меня, и папаню, и Люлю, которых еще и на свете-то не было.

— Вот когда мы ту высоту взяли, тогда Паше Кляксину и дали героя. Ну, а теперь он — помощник егеря. Плюгавенький такой — прости господи! — никогда не скажешь, что герой. Рябой весь, как курица, но ловит отлично, мы с ним на другой день все же надрали окуня. А окуни, бра-атцы, ну, что твои лапти! Возьмет блесну в пасть и стоит в камнях — и не сдвинуть его, гада.

— На кило? — спросила Айседора.

— Ага. Такие. А был и на полтора, у Паши. Вот тебе, Леха, по случаю знакомства, презент.

И Михей вручил мне блесну. Она была не похожа на дедовы. Какая-то кривобокая, кривоморденькая.

Дед посмотрел на нее и покачал головой.

— Без фантазии блесна, — сказал он. — Окунь ее не возьмет, разве что сдуру.

— Колода ты старая! — сказал Михей. — Бери, бери, Леха, блесна дивная. На такие и драли — игрушка моей конструкции. Читали — «михеевская»?

— Да ну тебя, — сказал дед.

— А вот интересно, — сказала Айседора. — Никогда я меньше вас не ловила, а ловлю исключительно на магазинные, кроме подарочных, и выходит, раз магазинные хуже, — а так оно и есть, — то я ловлю лучше вас. Поняли?

— Поняли, — сказал Михей. — Ты у нас — снайпер.

Иногда я смотрел на стариков вроде как со стороны, и тогда они напоминали мне малых детей. Ну, честное слово, как первоклашки: казалось бы — ходят в школу, а игры у них — детские, дошкольные. Может, мне потому и хорошо со стариками, что они как дети? Вот даже незнакомый Михей… Разве можно с ним сравнить того же Вадика Абашидзе, или Алика Зуева, хотя они и неплохие ребята? Ни за что! С ним гораздо интереснее и веселее, а знаком я с ним всего-то час какой-нибудь. С Гошаней — другое дело, он человек содержательный, пусть даже я толком не могу этого объяснить. От Гошани, если вдуматься, исходит какая-то энергия, вот в чем все дело. А от Светы? Да, тоже исходит. А от папани с Люлей? Точно, исходит. И от нашей Евгении Максимовны. Конечно, энергия. Какие-то особые волны. И от стариков моих этих так и идут эти волны. И от Игоря Николаевича. Да-а, и от новенькой нашей, Ириши Румянцевой.

Я даже обрадовался: достаточно только представить, идут от человека волны этой энергии, и сразу станет ясно, стоящий он человек или нет.

А я? Да, вот именно, а я-то?! Идут от меня к другим людям эти волны или нет? Я не знал. А это ведь так важно. Или я сам и не должен это чувствовать, а только другие? Да, в этом надо еще разобраться.

— Ну вот, — сказал Михей. — А на следующей и нам.

После уже, в набитом автобусике, Михей передал водителю деньги на четыре билета до какой-то Харлашкиной заводины, и через полчаса, когда народу в автобусе стало совсем мало, мы сошли с автобуса. Он уехал, и мы остались вчетвером у самого края озера, и Михей сказал, что эта вот заводина и называется Харлашкиной, а вон там вдалеке дом на берегу и дым из трубы, там и живет Паша Кляксин, а второй сюрприз еще впереди.

Мы потянулись гуськом по льду, по нехоженой тропе в сторону дома, и очень скоро впереди показался идущий нам навстречу снегоход, и через минуту дед Михей знакомил нас с улыбающимся, маленьким, рябым-рябым Пашей, Павлом Матвеевичем.