Мне бы в небо - [4]

Шрифт
Интервал

— И сколько их у вас всего?

Я улыбнулся, но не ответил. В большинстве случаев я — человек открытый, так что, полагаю, имею право на маленькую тайну.

— Для чего вы их копите? Мечтаете о шикарном отпуске?

— Я не из тех, кто ездит в отпуска. Просто… коплю. Может быть, пожертвую часть на благотворительность — например, отдам той организации, которая самолетом доставляет больных детей в клинику.

— А я и не знала, что можно так сделать. Как мило, — сказала она, а потом поцеловала меня — легко и быстро, но с чувством, прикоснувшись кончиком языка. Своего рода обещание большего, если однажды мы встретимся вновь — правда, до сих пор этого не произошло. Боюсь, если бы мы встретились, мне пришлось бы уклониться. Даже три года назад она была старовата для меня — а специалисты по рекламе старятся быстрее остальных, если только не теряют работу.

Не помню, отчего я ей рассказал про мили. Это выставляет меня в нелестном свете. Но тогда я был не в лучшей форме. Только что вернулся из отпуска длиной в полтора месяца — шеф потребовал, чтобы я отдохнул и поправил здоровье. Я проводил время на психологических тренингах, надеясь обогатить свой внутренний мир, который изрядно пострадал за годы общения с безработными. КСУ оплатила мое обучение на курсах — мастер-класс по художественной прозе, на котором мне удалось написать коротенький ностальгический очерк о том, как мы с отцом в бурю возили пропан, и семинар под названием «Музыка кантри как литература». Преподавательница, уроженка Нью-Йорка, в черной стетсоновской шляпе с лентой из змеиной кожи и в ковбойском галстуке, перехваченном янтарной булавкой со скорпионом, твердила, что лучшие песни в стиле кантри объединяет одна тема — переезд из деревни в город, разочарование при виде урбанистической жестокости, грусть и желание вернуться домой. Эта идея, проиллюстрированная десятками примеров, пребывала со мной, когда я вернулся к работе, и лишь усугубила мрачное настроение и душевную неопределенность, которые надлежало исцелить по приказу КСУ. Мои путешествия казались мне балладой в стиле кантри, с рифмующимися названиями, неоновыми вывесками, удаляющимися огнями машин и расплывчатыми женскими лицами. Привычные сентиментальные стихи — но и кое-что новенькое. Диспетчерская вышка в тумане. Гудение пылесосов в коридоре, возвещающее, что соням-гостям пора выписываться из отеля. Покрытые цыпками руки старшего менеджера в обнимку с плюшевым медведем — я вручил ей игрушку, пока двое охранников грузили папки, ящики рабочего стола и центральные процессоры на серую низкую тележку. Скрипучие колеса визжали всю дорогу до лифта, где стоял третий охранник и удерживал кнопку, чтоб не захлопнулись двери.

Я с трудом сумел отвлечься. Пресек в себе эту песню. Хотя и дорогой ценой. Я редко вижу врачей на их рабочем месте — разве что в пути, случайно, поэтому представления о собственных недомоганиях у меня расплывчатые и бессистемные. Высокое кровяное давление? Несомненно. Холестерин? Наверняка уже в зоне риска. Однажды, между Денвером и Оклахомой, я задремал рядом с неким специалистом по легочным заболеваниям; когда я проснулся, он сказал, что у меня апноэ — задержка дыхания во сне. Врач порекомендовал аппарат, который прогоняет воздух через ноздри, пока человек спит, чтобы повышать уровень кислорода в крови. Я не последовал этому совету. Еще у меня с каждым рейсом ухудшается кровообращение — я не чувствую ступней, и приходится постоянно шевелить ими, но это помогает лишь в первый час. Так что, наверное, я сменю образ жизни. Скоро.

Я слишком много говорю. Давлю на собеседника. Вам действительно интересно, или вы слушаете из вежливости? Еще вина? А я выпью молока. Знаю, что на самом деле оно не помогает от язвы желудка, но я родом из молочных краев, и мне нравится этот вкус.

Так или иначе, пора закругляться — скоро приземлимся. Мы повстречались в середине моей последней поездки, осталось всего шесть дней и восемь городов. Увлекательное и в то же время привычное расписание — смесь дела, удовольствия и семейных обязательств. Есть люди, которых я должен повидать; люди, которых хочу повидать; люди, с которыми я пока не знаком, но, возможно, они мне понравятся. Нужно быть гибким, дисциплинированным, внимательным — это непросто, зато окупается. С каждым годом я летаю все больше и больше, и к концу недели, если повезет, пересеку важную черту, после которой, честное слово, сделаю паузу, сяду и задумаюсь.

Миллион бонусных миль. Миллион.

— Но это помешательство, — говорите вы. Надеюсь, потому что я вам небезразличен, а не потому что я вас раздражаю. — Это всего лишь цифра, она ничего не значит.

— Число пи — тоже всего лишь цифра, — отвечаю я.

— И все-таки это безумие.

Включают обратную тягу — мы прилетели в Денвер.

— Это граница, — отвечаю я. — А моя жизнь в них нуждается.

Открываются двери, все отстегивают ремни. Может быть, мы еще увидимся, хотя вряд ли. В следующий понедельник мой шеф вернется с охоты за марлинами и в первую очередь, просматривая входящие, заблокирует мой дорожный счет — впрочем, он и так уже нередко обвинял меня в злоупотреблениях. Мне нужно его опередить и достичь миллиона.


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.