Митридат - [23]

— Прорицатель назвал имя сестры? — спросил Митридат, подозрительно глядя на Антиоху.

— Не назвал, к сожалению, — вздохнула Антиоха и, подсев к брату, обняла его. — Но мы ведь почти договорились с тобой, что твоей женой буду я. Договорились же?

Митридат промолчал, но и не отстранился от Антиохи.

Он был поражен услышанным. Значит, Судьба благоволит ему и за его долгие скитания дарует в будущем власть над миром! Оказывается, в россыпях звезд, что сверкают на ночном небе, все уже сказано о его жизненном пути и всех его деяниях. А он-то терзается сомнениями и тревогами по поводу отцовского трона, прислушивается по ночам к шагам за дверью, опасаясь неведомых врагов.

— Халдей не сказал, когда я умру?

— Жизнь у тебя будет долгая, — ответила Антиоха, положив голову брату на плечо. — Ты переживешь многих своих детей.

— Составлял ли прорицатель гороскоп моему брату?

— Не беспокойся, брат тебе не соперник. Он не доживет и до двадцати лет. — Антиоха убрала голову с плеча Митридата, почувствовав, как он еле заметно вздрогнул. — Надеюсь, ты не станешь лить по нему слезы. По мне так лучше смерть, чем прозябать в ничтожестве! А из нашего избалованного братца не получится даже колесничий, не то что царь. Самое печальное, что он не понимает этого, а туда же — рвется в цари!

— Значит, наш младший брат будет убит, если не умрет от болезни, — хмуро промолвил Митридат.

— Да хоть бы и так, — небрежно заметила Антиоха, — лишь бы он не мешал царствовать тебе.

В тот момент Митридат впервые взглянул на Антиоху не глазами брата, стараясь понять, как вышло, что у столь очаровательной и улыбчивой девушки оказалось такое жестокое сердце.

* * *

Земля, согретая горячими лучами солнца, зазеленела свежей травой в долинах и по склонам гор. Сады украсились белыми, желтыми, розовыми цветами плодовых деревьев — яблонь, персиков, слив. Теплый морской ветер разносил благоухание садов по всей Синопе, примешивая сюда тяжелый запах смолокурен с верфи, где строили боевые корабли.

Митридат часто поднимался на дворцовую башню, соединенную крытым переходом с мегароном.

Отсюда открывался чарующий вид на городские черепичные крыши, темно-красным ковром расстилающиеся на перешейке между двумя бухтами. Кое-где этот черепичный ковер, прорезанный узкими улочками, разрывали площади, обсаженные стройными кипарисами и могучими платанами. На холмах высились храмы с беломраморными колоннами портиков.

Там, где неприступные кручи вплотную подступали к городским строениям, возвышалась каменная стена с башнями, ограждая Синопу со стороны суши. С трех сторон город окружало море, набегавшее на береговые скалы.

Глядя на морскую сине-зеленую гладь с пенными барашками волн, Митридат вспоминал отца, который часто брал его прокатиться на многовесельном военном корабле от гавани Синены до оконечности скалистого мыса. Отец любил море и корабли. У него было много друзей среди купцов, кормчих и военачальников-навархов.

Митридат же побаивался моря, пугавшего его своей необъятностью, своенравием ветров, гуляющих над этой бурной толщей соленой воды.

«Если мир создан богами, то это их самое неподвластное и непредсказуемое творение», — думал он.

Больше всего Митридат любил глядеть на далекие горы, замыкающие горизонт с юго-востока. Казалось, горы наступают на море из глубины материка. Между горными отрогами и морским прибоем лежала узкая прибрежная долина, с давних времен облюбованная и заселенная эллинами.

Горам Митридат доверял больше. Он умел верно выбирать направление и в заросших лесом ущельях, и на заледенелых вершинах под самыми облаками; мог читать по следам на горных заснеженных тропах, знал повадки хищников и разбойных людей. В нем не было страха перед камнепадом или головокружительной высотой. Митридат даже завидовал орлам, парящим выше вершин. Эти гордые птицы могли обозревать в полете всю землю.

«Велика ли Ойкумена? — часто спрашивал себя Митридат. — Где он — берег последнего моря?»

В один из солнечных весенних дней в Синопу примчался гонец из Амасии. И сразу для царицы и ее приближенных потускнели краски пробуждающейся природы, во дворце поселилась тревога.

— В Амасии зреет восстание, — сообщил вестник, посланный одним из соглядатаев Гергиса. — Знать Амасии открыто ссылается с теми, кто скрывается в горах. У всех на устах имя Митридата-старшего, якобы казненного в Синопе. Царственные родственники нашей царицы вооружают своих сторонников, покупают коней. Они хотят свергнуть Лаодику и ее младшего сына, чтобы посадить на трон Сузамитру как прямого потомка царя Фарнака.

Лаодика собрала на совет тех, кому доверяла. Это были Гистан, Гергис, Мнаситей, Багофан и Дионисий.

— До каких пор мне будет угрожать вся эта свора бешеных собак! — негодовала царица. — Когда наконец угомонится вся эта жадная до власти родня моего умершего деверя! Клянусь Герой, я была слишком милостива к ним в день смерти моего мужа. Надо раздавить это осиное гнездо! Мнаситей, собирай войско.

— Позволь сказать, царица, — почтительно вставил Багофан. — В войске произошел раскол. Конница поддерживает персидскую знать Амасии, на нашей стороне лишь пехота.