Митра - [57]

— Отдохнем здесь немного, — сказал водитель. Он выскочил из кабины и стал доставать из кузова канистры с водой. Генрих тоже вышел, любуясь созданным игрой природы необыкновенным пейзажем. Толстые корни дерева причудливо ползли по поверхности земли, как змеи, сплетаясь в клубки, и снова врастали в землю.

Водитель взял канистру и, старательно обходя извивающиеся корни, подошел к дереву. Прошептал несколько слов и полил землю вокруг. Потом вернулся за другой канистрой и полил выступавшие из земли корни. Все это он делал с благоговением, словно совершал какой-то ритуальный обряд. Генрих молча наблюдал за этим последователем Заратустры. Водитель вернулся за последней канистрой. Теперь с особым благоговением он полил землю вокруг толстого ствола. Генрих вдруг заметил прикрепленные к коре дерева металлические предметы: одни в форме глаз, другие в форме лица. Они, увлажненные водой, заблестели, как на алтаре. Остатки воды водитель вылил в трещину в коре, прошептал еще несколько слов, словно беседуя со стволом дерева, вернулся к машине и убрал пустые канистры в кузов.

— Не усну ни дома, ни в борделе, а здесь могу спать. Ну разве это не чудо? — сказал он Генриху. Вынул одеяло и расстелил его в тени дерева. — Уважаемый господин тоже отдохнет?

— Спите, — ответил Генрих.

Шофер положил голову на пиджак и мгновенно уснул.

С минуту Генрих наблюдал за ним. У иранца было грубое загорелое лицо, слегка покрытое седой щетиной. Черные волосы падали на лоб. Черты его лица могли возбудить симпатию. Он дышал ровно, слегка похрапывая. Погруженный в сон, он выглядел беззащитным, как дитя.

Генрих не мог уснуть. Его мучил страх: выдержит ли он до конца поездки? Он думал о встрече с Ширин, уже такой близкой. Верит ли она в его возвращение? Ждет ли его?

Он вытер пот со лба. Ему становилось все хуже. Головная боль была почти невыносимой.

Облизнув запекшиеся губы, Генрих встал и подошел к машине. Он подумал, что, может быть, в сумке найдется еще одна таблетка аспирина. С трудом забрался в кузов, но в своей сумке обнаружил лишь бутылку виски. Выпил немного, подумав, что это принесет облегчение. Невыносимая боль действительно слегка утихла, ощущались лишь сильные удары пульса в висках. Генрих сделал еще один большой глоток. Теперь он почувствовал себя значительно лучше. Боль прошла. Спустившись вниз, он уселся в тени развесистых ветвей. Засмотревшись на купавшуюся в солнце пустыню, слегка одурманенный алкоголем, какое-то время просидел без движения. Его охватило блаженное состояние. Генрих закрыл глаза и не то во сне, не то наяву увидел среди волнистого моря песков фигуру Ширин. Она шла к нему из пустыни, окутанная плащом длинных, отливающих блеском волос. Она была все ближе и ближе… Говорила так хорошо знакомым ему голосом:

— Я люблю тебя, слышишь? Ты показал мне новую жизнь, настоящую жизнь. Теперь я уже ничего не ищу, потому что не найду. Даже если ты вернешься к ним, я сохраню эту любовь и останусь с ней здесь навсегда… Пустыня… Это дом свободных людей… Мы будем здесь одни, только мы, а над нами много неба и много, очень много солнца…

— Дустет дорам… Люблю тебя… Дустет дорам… — запекшимися губами шептал Генрих. Он хотел вскочить, идти к ней, обнять ее, но фигура девушки исчезла, расплылась в безбрежном море песков.

Генрих внезапно очнулся, открыл глаза. Он увидел только необъятное пространство дрожащей в солнечном свете пустыни, а под ногами — выступавшие из засохшей земли корни… Странно сплетенные, они как бы ожили сейчас и двигались, словно длинные змеи. Он протер глаза, посмотрел на грузовик: он стоял на прежнем месте. Рядом, положив голову на пиджак, спал шофер.

«Хотя бы глоток воды», — подумал Генрих. Его мучил жар. Во рту он чувствовал противный вкус алкоголя. Он встал и, шатаясь, подошел к машине, увидел свисавший из кузова кожаный мешок для воды. С трудом взобрался в кузов. Мешок был почти пуст. Он попробовал выжать хотя бы несколько капель, и вдруг его взгляд наткнулся на старательно уложенные коробки с этикеткой «Байер». «Лекарства», — подумал он. Достал нож и разрезал упаковку. Но в промасленной бумаге вместо лекарств находились пистолеты «парабеллум».

Он подумал, не обманывают ли его глаза. С яростью разорвал вторую упаковку. То же самое — немецкое оружие. Ошеломленный, он даже пошатнулся и оперся о кузов.

«Как же это? — подумал он, глядя на спокойно спящего шофера. — Неужели он не знает, что везет?» Ему вспомнились слова водителя: «Я поехал потому, что очень хорошо заплатили». И слова иранского офицера: «Может быть, нам тоже следует выучить немецкий?»

Теперь он понял смысл слов своего отца: «Захватить нефть — это значит захватить эту страну…» Так, значит, это работа фашистов… Перед глазами Генриха снова возникли картины войны. Гитлеровский офицер, целящийся в него из такого же оружия и приказывающий добивать раненых пленных.

Генрих впал в неудержимый гнев. Мысли гнались одна за другой. Вот как, значит… И сюда, стало быть, добралась война… Надо уничтожить это оружие, не допустить преступления!..

Он был слоено в трансе. Ярость вернула ему силы. Генрих схватил канистру с бензином, чтобы облить коробки с оружием, но тяжелая емкость вырвалась у него из рук и упала на песок. Он соскочил с кузова, открыл дверь кабины в поисках спичек, но не нашел их. Подбежал к спящему водителю и вырвал из-под его головы пиджак.