Мистические культы Средневековья и Ренессанса - [139]

Равно тщетно было бы искать след этого у Богомилов, образующих одну из больших ветвей катарского умеренного дуализма, или у Павликиан и Евхитов, у кого Богомилы, кажется, позаимствовали некоторые метафизические элементы. Все великолепие египетского гностицизма неведомо ни одним, ни другим; вся эта эоногония, которой Валентин был обязан старинной теологии с берегов Нила, им чужда. Единственные гностические элементы, смешавшиеся с богомильством при его контакте во Фракии с Евхитами, сводились к антропоморфизму Бога и его сыновей, к мифу о Сатанаиле и о сотворении человека и змеи, идей, вызывающих в памяти гностические концепции сирийской школы и, наконец, доктрины о воздаяния поклонения демонам[1115]. «Этот последний пункт, – говорит Шмидт, – несовместимый с системой, покоящейся на принципе антагонизма добра и зла, был изначально отброшен, собственно говоря, Катарами и сохранился только Богомилами и в своем наиболее грубом значении – Люциферианами». Эти последние, несмотря на предпочтение, отдававшееся ими Люциферу, являлись просто дуалистами, и ничего не подтверждает существования в их грубой теогонии ни огдоады, ни цепи эонов.

В целом, и это точка зрения преобладающая по данному вопросу, всякая проистекающая от Катаров секта не знает учения эманаций: новейшие произведения религиозной критики установили сей важный факт[1116]. Между катаризмом и гностической мифологией существуют чисто случайные аналогии, далекие от обвинения в исторической преемственности: они происходят, как и аналогии с Манихеями и Павликианами, только от общности точки отсчета умозрительного построения о происхождении зла. Катарская секта и все родственные секты могли прийти сами по себе к идеям, подобным идеям гностиков; но в этих сектах, мы повторяем, нет никакого следа доктрины эманаций.

То же самое нужно сказать и о Тамплиерах. Ничто ни в актах обвинения, ни в дознаниях, составленных на эту тему, не указывает, что они исповедовали данную доктрину, и что они в ней подозревались. Из этих документов нельзя извлечь иных религиозных принципов, кроме тех, которые нам удалось узнать. Читатель уже предвосхищен, и мы попытаемся, завершая, показать ему еще яснее, что они являются смесью принципов Катаров, Богомилов и Люцифериан. Поскольку эти ереси оказались чуждыми доктрине эманаций, постольку Тамплиеры не могли почерпнуть в них того, что они не содержали. Значит, предшествующее доказательство одновременно применимо, как к ордену Храма, так и к трем только что названным сектам, и делает бесполезным особое свидетельство по отношению к ордену, явившееся тогда лишь повторением.

Итак, мы пришли к заключению, что шкатулки и другие артефакты, упоминаемые в вопросе Тамплиеров, только благодаря одному тому, что несут на себе признанные следы гностической доктрины эманаций, не могли быть отнесены к ордену Храма; и по ошибке из них пытались вывести доказательство гностицизма, исповедуемого орденом, и кощунственные практики, позаимствованные у данной ереси. Если это заблуждение, в течение шестидесяти лет столько раз сбивавшее с пути критику, теперь вычеркнуто из истории, то нам, возможно, простится достижение этого результата на бесплодном и слишком долгом пути, несомненно, по желанию читателя, несмотря на наши усилия, чтобы его сократить. Прежде чем строить – необходимо расчистить площадку; и эта необходимая предварительная работа требует зачастую больше времени и усилий, нежели само произведение.

Завершая данный вопрос, добавим здесь некоторые размышления, представляющие определенное значение. Несомненно, надписи, выгравированные на шкатулках из Эссаруа и из Вольтерры, выявляют невежественную руку граверов, копировавших то, что не понимали, но этого недостаточно, чтобы доказать, что артефакты исполнялись в Европе, и что они не являлись произведением гностической секты. Весьма правдоподобно, что, как в Иерусалимском королевстве, так и в Латинской империи Константинополя, было достаточное количество граверов, равно невежественных в арабском, как и тех, кто тогда жил на Западе. Больше того, на самом ли деле эти шкатулки принадлежат к XIII-му столетию, о чем думал фон Гаммер? Но не будет ли также обоснованным их относить к XIV-му столетию? Вопрос, который, быть может, станет можно прояснить исследованием отмеченных здесь надписей в сопоставлении их с надписями на двух статуях из алебастра из кабинета медалей, о котором мы говорим выше в примечании, и с аналогичными надписями, существующими в Вене. Наконец, сам факт того, что шкатулка из Эссаруа была обнаружена на месте, вблизи приорства ордена Храма, представляется довольно слабым аргументом в пользу оспариваемого нами тезиса о принадлежности ее к ордену. Когда бы даже было установлено (что никак не выявляется), что приорство Вулена владело этой шкатулкой, то сие никак не доказывало бы, что Тамплиеры представали ее вдохновителями, символизировав на ней свои религиозные принципы. Они могли бы ее повстречать в своих заморских владениях, откуда, вероятно, идет ее происхождение, принеся ее во Францию со многими другими раритетными и драгоценными вещами, составлявшими их сокровищницу. Но это лишь предположение: равно доказательство, извлеченное из корневых различий, существующих между учением Тамплиеров и доктриной, разоблачающей шкатулки, нам, наоборот, представляется весьма прочной и вероятной.