Мистическая Прага - [43]

Практически весь центр комнаты занимал огромный аппарат странного вида. Он представлял собой полую металлическую трубу высотой примерно в девять футов, в которой было просверлено десять сквозных отверстий, через нижние проходили вытянутые горлышки перегонных кубов, а в верхние были вставлены отводящие трубки сосудов, фиксированных на консолях, крепившихся к стенам. Горлышки двух перегонных кубов, соединенных с покоящимися на печах сосудами, были изогнуты в виде латинской буквы «S» и входили в каждое пятое отверстие трубы. Вода, собиравшаяся вверху, отгонялась по еще одной отводящей трубке, у основания которой имелся сливной кран. Этот любопытный аппарат, предназначенный для перегонки бренди, был построен по чертежам, за много лет до этого выполненным Брунсвиком, но к тому времени, о котором идет речь, от описанной конструкции полностью отказались, предпочтя ей более простые варианты.

На закопченных от дыма балках покоились чучела крокодила и редкой азиатской птицы, чьи когда-то роскошные перья были покрыты толстым слоем пыли и грязи, накопившихся за годы забвения.

В длинном коридоре, ведущем в эти комнаты, вдоль стен лежали кучи угля, глиняные тигли, коробки с огнеупорной мастикой и грубые химические субстанции вперемешку с кусками железа, свинца и меди, также покрытыми грязью. Повсюду царили беспорядок и хаос, полумрак едва рассеивался солнечными лучами, проникавшими через окна неправильной формы, располагавшиеся напротив печей. Мебели было очень мало: несколько стульев, одно удобное кресло перед самым большим перегонным кубом, и массивный грубо сколоченный стол, на котором стояли песочные часы, лежали в беспорядке сита, ножи, ножницы, разбитые воронки, обрывки бумаги, куски тиглей и глиняных горшков, и всего этого было так много, что стол вряд ли можно было использовать по его прямому назначению.

Возле двери стояли две закрытые бочки с водой. По стене коридора также тянулись ступенчатые полки, уставленные сосудами и чашами, что были соединены стеклянными трубками. Отводящие трубки сосудов заканчивались сифоном, набитым ватой, через которую медленно просачивалась жидкость.

В лаборатории трудилось несколько алхимиков и врачей, которым в грубом физическом труде помогали слуги. Доктор Леонард фон Эрбах дистиллировал в сосуде виски, полученный на раннем рассвете, когда Луна была в Стрельце; после двадцати девяти дистилляций напиток станет драгоценной панацеей от множества заболеваний, и доктор сможет прописать это средство пациентам, способным расплатиться золотыми дукатами. Двое учеников были заняты тем, что нарезали кору дерева и вытягивали из нее эластичные древесные волокна, другой подготавливал печь для изготовления Crocus Veneris, что требовало различных степеней жара. Отстранившись от всего, фон Хиршберг готовил любовный напиток, обладающий властью воспламенять сердца и собирать золотой урожай с кошелька одной доверчивой придворной дамы.

Сидевший на стуле возле окна доктор Михаил Майер увлеченно изучал манускрипт, содержавший бесчисленные тайные символы, точное значение которых он записывал между строк. Несколько страниц этого манускрипта содержали короткое послание, адресованное императору Рудольфу доктором Иоганном Брюкнером, профессором медицины в Кенигсберге. Император отдал манускрипт Майеру с просьбой его расшифровать. Рудольф не обладал достаточными эзотерическими познаниями относительно герметических символов и, думая, что эти страницы содержат в себе тайну получения Философского Камня, приказал своему ученому секретарю добыть ее, что Майер, к величайшему удовольствию Рудольфа, и сделал.

Письмо от Брюкнера, или Понтануса, как он сам обычно себя называл, представляло собой следующее (в скобках даны пояснения Майера):

«Моего великодушного и благородного Господина, самого могущественного правителя Священной Римской империи, короля Венгрии и Богемии, Рудольфа II, приветствую! Я, Иоганн Понтанус, путешествовал по многим странам, и потому могу уверенно говорить о существовании Философского Камня, и в поисках своих среди сущего встречал я множество обманщиков, но ни одного истинного Философа, который обучил бы меня, и оттого меня терзало множество сомнений, пока в конце концов я не нашел правды. Но когда я познал суть предмета в целом, я всё же совершал ошибки по крайней мере две сотни раз, пока не познал вещи в частности через труд и практику.

Я начал с (гниения[41]) (материи), которое продолжал в течете девяти (месяцев), но ничего не получил. Затем в течение некоторого времени я использовал (balneum Mariae[42]), но тщетно. После этого я применил (пламя) для (обжига) в течение трех (месяцев), но всё же не отыскал верного пути. Я исследовал все разновидности (дистилляций) и (сублимаций), как предписывали (философы) Гебер, Архелай и прочие, но вновь ничего не обнаружил. В целом, я пытался совершить алхимическую работу всеми возможными и представимыми средствами, как то (конской подковой), (прахом), (ваннами) и другими многочисленными методами разных свойств, которые можно обнаружить в книгах (философов), но безо всякого успеха. Все же в течение трех (лет) я упорно продолжал изучать книги (философов), в особенности Гермеса, чьи скупые слова содержат в себе сумму всей материи, в том числе и тайну Философского Камня, в туманных фразах разбирался я, дабы познать, что есть высшее, что есть низшее, небесное и земное. И стало ясно, что операция по воплощению материи в бытие в первой, второй и третьей работе есть не нагревание (ванн) или же (подковы) или (праха) или другого (пламени), что (философы) измышляют в своих книгах. Должен ли я рассказать о том, что делает работу совершенной, если мудрые сокрыли это? Истинно, движимый духом щедрости