Мистическая Прага - [42]

С вниманием великим наблюдал.

Потом он палочку свою достал,

А палочка та полая была,

Унц серебра в себе она несла,

И тщательно залеплен был кругом

Конец ее с сокрытым серебром.

Когда священник выбился из сил,

Ему каноник снова подсобил.

Он в тигель высыпал свой порошок

И угли палочкой своей загреб,

И воск от пламени тотчас растаял.

Уловка эта удалась простая,

И в тигель серебро скользнуло так,

Что не заметил ничего простак[39].

В XVI в. относительно алхимии в образованных слоях населения существовали мнения совершенно различные: Меланхтон, например, писал, что алхимия — занятие глупцов и обманщиков, в то время как Мартин Лютер в труде «Canonica» говорит: «Искусство алхимии есть истинная и чистая философия древних мудрецов; она радует мое сердце не только своею пользою, извлекаемой из дистилляции и сублимации различных металлов, трав, вод и масел, но также и своей чудесной и более чем точной аналогией с воскрешением мертвых в судный день». Единственной серьезной попыткой опровержения системы, созданной алхимиками, была публикация в 1572 г. работы Томаса Либера, более известного под псевдонимом Эрастуса, профессора медицины из Базеля. Основной целью его нападок были абсурдные медицинские доктрины Парацельса, хотя он не оставил без внимания также и бессмысленных алхимических теорий и шарлатанства тех, кто занимался сим искусством, приводя многочисленные примеры их бесстыдного вранья. Но ни конструктивная критика, ни насмешки и колкие эпиграммы и стишки не поколебали статуса алхимии. Стихи иезуита Гретшера из Ингольштадта — яркий пример такого рода насмешек над алхимией:

Алхимия — наука, без сомненья, глубока,

Ведь принципы ее прошли через века,

То средоточие усердия, труда

И глупости венец — вот так дела!

Да, кормится немало хитрецов

Ведь с Парацельса времени не стало меньше дураков.

Те, кто пытались подать голос и оказать влияние на алхимию, часто из ее противников превращались в горячих сторонников, как случилось это с двумя учеными профессорами из Базеля, история которых была нами недавно изложена. Другой профессор по имени Корнелиус Мартини, заведовавший кафедрой философии в Гольмштадте и в своих лекциях призывавший студентов отвергать алхимию как собрание самых нелепых выдумок, также стал сторонником этой науки. Как раз в тот миг, когда он говорил на лекции о невозможности трансмутации, в классную комнату вошел незнакомец и вежливо попросил позволения поспорить с лектором посредством практической демонстрации, затем он потребовал дать ему кусок свинца, тигель и обычную плавильную печь. Когда всё это было ему предоставлено, он произвел проекцию, получив небольшой слиток золота, каковой и вручил профессору Мартини со словами: «Solve mihi hunc syllogismum!» («Ну, разъясните-ка мне эту загадку!»)

Глава XIII Тайные символы в письме Понтануса

Когда вода и пламень, воздух и земля

Любовью тайною объединятся в царство,

От всех напастей — будь то хворь иль яд —

Получишь ты благословенное лекарство.

Я перед вами клятву дам здесь и сейчас,

Что Философский Камень точно существует!

Он корень мира, что внутри у всех у нас,

Плод Камня этого неложно жизнь дарует.

Но где Адепт, не обойдется им одним —

Лжецы немедля прибегут вослед за ним…

Императорская лаборатория на Градчанах занимала две смежные комнаты первого этажа невысокого старого каменного здания, раньше служившего для содержания королевских экипажей. Неровный мощеный пол напоминал о былых временах, но в одной из стен огромного помещения были сделаны углубления и сложены каменные дымоходы, выводившие дым и копоть нескольких печей. Эти печи, маленькие и большие, имели различные предназначения: одна была сделана для выплавки руды и тугоплавких металлов, в другой поддерживалось умеренное пламя для нагрева огромной водяной бани, а третья была сконструирована для дистилляции быстро испаряющихся, летучих жидкостей. Эта последняя печь сообщалась с перегонным кубом, увенчанным пятью отводящими стеклянными трубками, расположенными одна над другой, по которым отгонялись дистилляты — самый легкий по верхней трубке, и так далее. Полки, висящие на стенах, были уставлены всевозможными тиглями, перегонными кубами, «рукавами Гиппократа», зеркалами для отражения солнечных лучей при дистилляции, множеством маленьких фиалов, банок с притертыми крышками и фарфоровых емкостей с сухими и жидкими субстанциями.

На полу стояло множество ступок разной формы (большинство из них были без пестиков), щипцов, лопаток и кочерег, топориков для рубки поленьев и дров для растопки. В углу, подальше от пыли и копоти, летящих из печей, возле окна было сложено несколько тяжелых фолиантов и всяческих внушительных книг, а также манускриптов, посвященных герметической премудрости, многие из которых содержали красочные иллюстрации, поясняющие сложный, туманный текст. На деревянных клиньях, вбитых в щели между кирпичами стен, висела утварь, похожая на ту, что обычно используют кулинары, но содержащиеся в ней красный шафран Марса, ярь-медянка и голубой витриол[40], а также покрывавшие их коричневые пятна смолы и мастики не придавали им аппетитности.