Мистер X - [2]

* * *

Когда мы делаем последний поворот, я вижу огромное количество красных мигалок. Их здесь явно больше, чем нужно. Узкая улица, ведущая от Мишн-стрит, перегорожена с двух сторон. Наш водитель, с трудом сдерживая зевоту, что-то бурчит себе под нос, стараясь не выглядеть сонным. Машины стоят вплотную по обеим сторонам улицы. Мы останавливаемся у желтой ленточки. Из трескучего радиопередатчика слышится голос Меллона: «Давайте сюда, мы его взяли». У меня по телу пробегает дрожь. Меллон, судя по его бесстрастным интонациям, совершенно спокоен. Он всегда спокоен. Мне же не хочется думать. Мне не хочется вылезать из патрульной машины, однако он посылает за мной сержанта. Я закуриваю и пытаюсь дыханием согреть закоченевшие руки, пока мы идем по кварталу. Я оборачиваюсь, чтобы отругать шофера:

— Мы могли бы сюда и подъехать.

— Угу, — соглашается он. — Вот только потом бы не развернулись. И вообще, не так уж и холодно.

Он в перчатках. Но вот я слышу шум запускаемого мотора и скрип тормозов: машина задним ходом едет по мокрой мостовой.

Парень из лаборатории обводит мелом контуры тела на асфальте. Меллон бурчит что-то вроде приветствия. В три часа утра все могут только бурчать.

— Что это тебя распирает от важности? — говорю я, не особо задумываясь. Он толкает меня в бок, чтобы я посмотрел. Мы наблюдаем, как переворачивают тело. Убитый — молодой, темноволосый, с прыщавым лицом. Возможно, латиноамериканец. Его взваливают на носилки, и я иду следом за затянутой в хаки тушей Мэллона к полицейской машине. Мы стоим, облокотившись на бампер, курим и перебрасываемся отдельными фразами. Мотор работает на холостом ходу, и от машины веет приятным теплом.

— Его остановил полицейский и стал обыскивать, — рассказывает толстяк. — Когда тот нащупал нож, парень ударил Хэггера и бросился бежать.

Он предлагает мне свою флягу.

— И Хэггер стреляет в него, — говорю я. От виски по телу пробегает озноб. — Спасибо.

— Нет, это Гас Джейкс убил его. Он оказался поблизости. Обычная проверка, все такое. Мы в это время были там, около трупа. Кто-то, во всяком случае, был. — Он резко отворачивается от ослепляющих фар проехавшего мимо автомобиля. — До сих пор тут болтаемся. Сам видишь.

Я киваю.

— Я ее еще не видел. Ведь это же девушка?

— Ну да. Посмотри-ка лучше вот на это. — Он достает из картонной коробки, стоящей на капоте автомобиля, большой пластиковый пакет. — Пока мы с тобой еще тут…

* * *

Нож имеет в длину девять или десять дюймов, он слегка изогнут. Дуга вероятности. Похоже, что его выточили из ножа для разделки мясных туш. У него толстая верхняя грань, он тяжелый, с сальной деревянной ручкой, местами обгорелой. Такие ножи бывают на кухне в ресторанах.

— Посмотри-ка, какой он толстый в этом месте. Как по-твоему, вполне треугольный?

Я бурчу что-то неразборчивое в знак согласия. Бурчание — чертовски заразная штука.

Из пакета поменьше Мэллон вытряхивает какие-то свернутые бумажки.

— У парня с собой был кокаин, — говорит он. — Очень мило.

Я поворачиваюсь и возвращаюсь к началу улицы. Мэллон одышливо спешит за мной.

— Наши ребята, конечно же, проверят, совпадет ли форма ранений с этим ножом.

Я молчу. Нечто в его голосе говорит о том, что для него это будет не просто дежурная формальность. Что ж, для меня тоже.

* * *

Девушка — совсем молодая, смуглая латиноамериканка. Я ловлю взгляд Мэллона, и он прячет глаза.

— И у него с собой был кокаин? — спрашиваю я. На этот раз отмалчивается толстяк.

— Проверьте ранения, — командует он, стягивая с тела простыню. Два рваных отверстия зияют у нее на плече, чуть выше сердца. Или груди. Мы снова отходим к полицейской машине, на этот раз к той, которая пришла за первой жертвой, и стараемся согреться в тепле выхлопных газов. Я ощупываю карманы и вижу, что не взял фотографию с собой. Вспоминаю изогнутое пятно движущейся руки, тянущееся к черноте передержки в углу снимка.

Пока я топчусь вокруг него, Меллон достает фото Мэри, сделанное в морге. Осколки стекла поблескивают на побледневшем лице, там, где оно не залито кровью. Что это, объектив фотоаппарата? Быть может, очки.

— Точно такие же ранения, — кивает Меллон на снимок.

Я закуриваю и смотрю, как ветер гонит по улице первые клочья утреннего тумана. Меллон переступает ногами, пытаясь согреться.

— Ты знаешь, на той фотографии… — говорю я, выпуская дым в сторону приближающегося тумана.

— Что? — спрашивает Меллон. Его голос звучит расстроенно.

— На ней позитив отпечатан зеркально, — говорю я.

Его ответ можно угадать по спине: «А ты что думаешь?»

Он пожимает плечами. Я — тоже. «Ну, я пошел», — говорю я. В ответ он снова пожимает плечами.

* * *

Как-то среди вещей, оставшихся от матери, я нашел фотографию совершенно незнакомого человека. Судя по всему, она была сделана где-то в сороковые годы, в стиле Джорджа Хэррела: серебристые тона и дымчатые разводы. Лицо на фотографии было плоским и каким-то неживым, оно представлялось мне тенью, скользящей по огромному изогнутому экрану. Быть может, это был какой-то голливудский актер? В его глазах было что-то такое, как будто он прищурился от яркого света или табачного дыма и видит что-то недоступное другим. Он как бы смотрит сквозь камеру, с легкой усмешкой, как у Девида Найверан, хотя вполне возможно, он вовсе не актер.