Мистер Ми - [9]

На другое утро — утро того самого дня, когда я пишу это письмо, которое наконец-то приближается к тому ужасному событию, которое и заставило меня взяться за перо, — меня разбудил какой-то странный звук, донесшийся из кабинета. Был уже довольно поздний час — впервые за более чем двадцать лет я проспал. Мне стало ясно, что новый для меня мир компьютера несет с собой работу по ночам, резь в глазах и какую-то особенную головную боль, настолько четко локализованную в определенной части головы, что я даже задумался, так ли уж бессмысленна френология и не перестимулировал ли я тот участок мозга, который раньше оставался неиспользованным и назначением которого было общение с «прямой видеосвязью».

В полусне я принял разбудивший меня звук за повизгивание собаки, которую выпустили погулять и забыли впустить обратно. Надев халат, я поспешил в кабинет и обнаружил там миссис Б., вперившуюся в экран компьютера, где все еще было изображение молодой женщины, читавшей книгу в позе, не отличавшейся элегантностью и, как я сразу понял, неприятной для миссис Б. Видимо, она предпочла бы, чтобы женщина сдвинула ноги.

— Я надеюсь, что смогу найти эту книгу… — начал я, указывая на тот участок экрана, где находилось заглавие книги — «Ферран и Минар», но нечаянно попав пальцем на те «пиксели» (как назвал их магазине Али), которые изображали сосок на груди женщины. Миссис Б. не произнесла ни слова. Она посмотрела на экран, потом на меня, потом опять на экран и, видимо, устав переводить глаза туда-сюда, закрыла их совсем. Я стал объяснять ей, что компьютер утомляет глаза и на него не следует слишком долго и слишком пристально смотреть, — мне не хотелось, чтобы у миссис Б. началась такая же головная боль, как у меня; но та в ответ лишь тряхнула головой, так и не открыв стиснутые, как кулачки, глаза. Казалось, она не хотела ни видеть, ни слышать ничего, исходящего от меня. Такая предосторожность при небольшом напряжении зрения показалась мне излишней. Наконец она сумела поднять странным образом отвалившуюся нижнюю челюсть (в Диксонзе мне ничего не сказали о подобном побочном действии компьютера) и заговорила:

— Некоторые умудряются скрывать свои тайные пороки целых двадцать восемь лет, а другие…

Но у нее не хватило сил договорить — мельканье компьютера вызвало такое раздражение у нее в глазах, что из них покатились обильные слезы. Она выбежала из комнаты, а я пошел вслед за ней, намереваясь догнать ее и предложить способ облегчить окулярное напряжение. Но прежде чем я успел спуститься по лестнице, она накинула пальто и, не сказав больше ни слова, захлопнула за собой дверь.

Это произошло сегодня утром. Ты легко можешь себе представить, какие муки причинили мне прошедшие с тех пор несколько часов, и не только в перестимулированном мной вчера ночью участке головного мозга, боль в котором не утихла до сих пор. Давно уже прошло время обеда, а миссис Б. так и не появилась. Как я мечтаю о ее вкуснейшем супе! Но ее нет, и я не знаю, придет ли она убираться. А ведь совсем недавно она заявила, что человек моих преклонных лет нуждается в присмотре чаще, чем четыре дня в неделю!

Вот какая беда обрушилась на меня по вине компьютера, который я купил, чтобы угодить своей домоправительнице и чтобы отыскать таинственную энциклопедию, следов которой мне так и не удалось обнаружить. Когда ты будешь читать это письмо, кто знает, какие еще злоключения выпадут на долю человека, который неожиданно сошел с привычной безмятежной стези. Кстати, ты умеешь обращаться с пылесосом?

Глава 2

Они встретились совершенно случайно, как всегда бывает с подобными людьми. Один из них сидел на скамейке и читал книгу, другой, проходя мимо и заметив, что ему предоставляется возможность немного отдохнуть, а может быть, и с приятностью побеседовать, решил сесть рядом. Дело было весной 1761 года, и в Париже стояла тихая теплая погода.

Для двух благовоспитанных людей было бы невежливо не обменяться хотя бы кивками, но после этого толстый коротышка, похожий на вечного студента юридического факультета, готовящегося в пятнадцатый раз сдавать экзамен, опять углубился в свою книгу; его сосед по скамейке, в противоположность ему — высокий и худой, наблюдал за птицами, суетящимися под навесом крыши стоявшего неподалеку дома. Наконец ему надоело пренебрежение соседа, и он заметил:

— Я считаю, что некоторые птицы выводятся из огня.

Толстяк, не поднимая глаз от страниц своей книжки, ответил:

— Вы, видимо, имеете в виду сказочную птицу феникс, сударь?

— Разумеется.

Опять наступило молчание, и если бы оно продолжилось еще хотя бы минуту, возможно, что между этими людьми так и не возникли дружеские отношения. Но тут высокий человек сказал:

— А может быть, я имел в виду саламандру?

Толстяк отрицательно мотнул головой:

— Саламандра — амфибия, а не птица, сударь, и поверье, что она рождается в огне, — такой же миф, как и сказка о птице фениксе.

— Вы совершенно правы, — поспешно согласился высокий, которому было нечего читать и хотелось поговорить. — Но, кажется, в некоторых ученых кругах утверждают, что сам огонь можно считать разновидностью живого организма.