Мистер Критик - [17]

Мужчина, стоящий справа странно выгнулся, повернувшись лицом к женщине стоящей слева. Рядом с ней ждало небольшое окружение. Все были в обычной одежде и, видимо, это была начальная репетиция. Некоторые из группы еще толком не знали где или как встать, все еще экспериментируя с позами.

— О, непорочная, проклятья не к лицу вам[16], - проворковал мужчина, беря женщину за руку. Она грубо вырвала ее.

— Порочный дьявол, прочь, не мучай нас.

Вероника узнала голос до того как она узнала говорившую. Это был тот же альт, который она слышала несколько часов назад по телефону. Хотя теперь он доносился с потолка.

— В свой ад благую землю превративший,

Наполнив стоном, криками проклятий,

Коль мерзости свои ты хочешь зреть,

Взгляни, палач, на плод своих усилий,

Скорей взгляните, господа, как язвы

На теле Генриха отверзли вновь уста.

Грейс было почти не узнать, как то изысканно причесанное существо, которое Вероника видела на съемках камер. Теперь на ней были громоздкие, почти мужские джинсы, белый топ и кеды. Ее волосы были убраны в небрежный хвост, лицо не накрашено. Но когда она двигалась, Вероника это видела: та же неторопливая энергия, то же самообладание, с которым она шла через холл отеля на шпильках от Джимми Чу. Она отражала нюансы и подтекст фрагмента в самой глубине сцены.

Пока сцена продолжалась, Грейс сделала шаг к сгорбленному человеку, ее пальцы сжались под подбородком, а потом упали по бокам.

— Бог, разъяривший кровь, отмсти за смерть!

Земля, пригубившая кровь, отмсти за смерть!

Пусть небо молнией сразит его на месте

Или земля пожрет его живьем,

Как эту кровь она пила живую,

Ее ж мясник, ведомый адом, лил.[17]

Она была хороша. Нет, не просто хороша… она была замечательной. Грейс Мэннинг явно была не просто красоткой — она была актрисой. И каждое слово, каждое движение, каждый взмах рассказывали историю.

После того как актеры закончили, Вероника подалась назад пока они расходились. Грейс подняла красную фланелевую рубашку с кресла и повесила ее на плечи.

Ни рваного платья от-кутюр, ни макияжа, ни сумочки от Муавад, подумала Вероника. Или то как она была одета той ночью в «Гранде» было забавой, или же Грейс перешла к радикальной простоте за месяцы после нападения. Вероника знала, что для женщин в порядке вещей становится застенчивыми по поводу своей внешности после нападения. Все это от совершенно бесполезной тенденции мозга обвинять себя: шлюха, прикройся, не привлекай внимания к своему телу, если хочешь остаться непорочной.

— Грейс? Я Вероника, — когда Грейс не пожала ее руку, она ее опустила, — Похоже, шоу будет потрясающим.

Грейс ухмыльнулась.

— Прости, что у нас не было времени показать тебе «Тит Андроник». Там они меня насилуют и отрезают мне язык. Но может это слишком очевидно.

Как театрально, подумала Вероника, но выражение ее лица продолжало оставаться нейтральным. В некоторой степени она почувствовала облегчение. Она боялась увидеть хрупкую девушку всю на нервах, проходящую через эмоциональные последствия насилия — стыд, горе, ужас. Но гнев? Это было проще.

— Не хочешь поговорить в более приватной обстановке?

— Нет, все нормально, — Грейс обвела рукой вокруг, — Все ушли. И в любом случае, все знают что со мной случилось, — она скрестила руки на груди. Бледный белый шрам шел от скулы до губы, изгибаясь там, где ее кожа порвалась под силой ударов. — Так ты здесь, чтобы выяснить, не вру ли я?

— Я здесь, чтобы выяснить, что с тобой случилось, Грейс.

— От имени людей, которые не хотят нести ответственность за свои действия.

Вероника покачала головой.

— Слушай, я знаю, что у тебя нет причин мне доверять. Но чтобы ты знала, я для них не красочный альбом фактов на заказ делаю. Доказательства, которые я найду, они и получат. Все что я хочу, выяснить что случилось той ночью, — она помедлила, наблюдая за выражением лица Грейс.

В первый раз эмоции отразились в глазах Грейс. Она моргнула, посмотрев на ноги на секунду, прежде чем аккуратно опуститься на одно из кресел красного бархата. Вероника тоже села, оставляя между ними пустое сидение, чтобы оставить девушке нужное пространство.

— Что ты хочешь знать? — голос Грейс все еще был ровным, но стал мягче. Может менее враждебным.

Вероника достала тонкий блокнот из кармана куртки и открыла пустую страницу.

— Что ж, давай начнем с того что ты помнишь. Можешь рассказать мне что случилось той ночью?

Слабые складки прорезали ее лоб. Она взглянула на колени, ее руки лежали на бедрах.

— Все возвращается урывками… сложно это упорядочить.

— Просто постарайся — сказала Вероника.

Грейс пожала плечами.

— Хорошо. Я пришла в бар подождать своего парня. Было около 23.00. Я выпила пару мартини, сидела и болтала с Алиссой — барменом. Я ее немного знала. Я там часто бывала.

— О чем вы говорили?

Девушка нахмурилась.

— Не очень помню. Так, болтали. Мы часто говорили о кино, сериалах. Чем-то таком.

— Хорошо. Так ты ждала этого парня…

— Да, он написал мне, что не сможет. Уже было около одиннадцати вечера. Я выпила еще бокал, а потом поднялась идти домой, — она переплела пальцы на коленях, бледным, тугим узлом. Она была неподвижна, когда говорила, но каждый мускул, казалось, был напряжен. — Я помню как прошла через дверь на лестницу… дверь немного застряла и я помню как подумала, что хорошо что нет пожара. Я зашла и начала спускаться. А потом… в моей голове все смешалось. — Грейс замолчала, ее нижняя губа слабо подергивалась, но когда она снова заговорила, ее тон был сухим, — Не знаю где моя память начала исчезать. Как будто ты идешь к стоматологу, и они делают наркоз, а ты даже не понимаешь в какой момент отрубилась. Ты просто приходишь в себя позже, и вроде как помнишь, как стоматолог ходил вокруг тебя, и звук бормашины, и вибрацию в черепе, но хронологически ты это все сложить не можешь.