Мистер Ивнинг - [3]

Шрифт
Интервал

— Что бы вы ни думали и что бы вам ни говорили, — теперь она перешла к невероятному факту их встречи, — должна сказать, что я не в силах устоять, если кто-нибудь ими восхищается (она, конечно, имела в виду реликвии). — Миссис Оуэнс развернула клочок газеты с его объявлением. — По вашей манере выражаться, — она коснулась бумаги, — я тотчас поняла, что вы о них все знаете. Или, точнее, я узнала, что вы знаете о них, по тому, чего вы не написали. Я поняла, что вы способны восхищаться — необузданно и безоговорочно, — в заключение она низко поклонилась.

— Я рад, что вас не интересует, кто я, — он начал осматриваться в просторной высокой комнате, — и что вам не хочется узнать обо мне больше, ведь, к сожалению, я не смог бы удовлетворить ваше любопытство. Иными словами, мне почти нечего сказать о себе, а мое призвание вам известно и так.

Она подождала, пока эта речь не умолкла в тишине, будто назойливый шум уличного движения, исподволь проникавший в гостиную, но, заметив его беспомощный поникший взгляд, сказала, видимо, пытаясь утешить:

— Я не любопытствую о том, что привлекает мое внимание, мистер Ивнинг: все становится явным само по себе… К примеру, — продолжила она с притворным гневом, — люди иногда пытаются напомнить мне, что когда-то я была знаменитой актрисой, но этот факт к делу не относится, более того, он уже не имеет смысла, ведь даже в те далекие дни, когда я еще была на сцене, даже тогда, мистер Ивнинг, все это, — она обвела властным жестом белых рук роскошную обстановку, — меня вполне удовлетворяло!.. Мне кажется, мистер Ивнинг, нас по-настоящему интересуют лишь люди, с которыми мы даже не собираемся знакомиться, — заключила миссис Оуэнс.

Тут она поднялась и минуту постояла, выпрямившись в полный рост, — он сидел в низеньком мягком кресле, — а затем, подойдя к небольшому красивому столику из бразильской цезальпинии, взглянула на стоявший на нем предмет. Внимание мистера Ивнинга было поглощено миссис Оуэнс, и он не сразу понял, куда направлен ее неподвижный, спокойный взор. Она даже не коснулась предмета на столе. Хотя зрение чуть затуманилось, мистер Ивнинг посмотрел теперь прямо туда, узнал и понял, что ошибка исключена: бледно-розовая фарфоровая чашка 1910 года в виде раковины и с ручной росписью!

— Не нужно подносить ближе! — воскликнул он, и даже миссис Оуэнс вздрогнула от такого прилива чувств. Мистер Ивнинг побелел.

Он безуспешно искал в кармане носовой платок, и, заметив его страдания, миссис Оуэнс протянула полу собственного платья.

— Я не собираюсь вас умолять, — сказал он, вытирая лоб платком. — Разумеется, я могу предложить вам что угодно, но не стану умолять.

— Как же вы тогда поступите, мистер Ивнинг? — она подошла к нему вплотную.

Он сидел перед ней, слегка наклонив голову вперед и повернув руки ладонями кверху, словно проверяя, идет ли дождь.

— Не отвечайте, — сказала она громко и весело, — никто не ждет от вас ни мольбы, ни сделки, ни уговоров, ни кражи. Кем бы вы ни были, мистер Ивнинг, — а по вашему акценту я уловила, что вы южанин, — слава Фортуне, вы никогда не были актером. Это одна из причин, по которой вы здесь: вы всегда остаетесь самим собой… И попомните мои слова, — миссис Оуэнс прошагала мимо его стула к тяжелой шторе из золотой парчи, и ее голос загремел почти угрожающе, — я позволила вам взглянуть на эту чашку не с тем, чтобы вас завлечь. Я просто хотела показать, что прочла ваше объявление, написанное специально для меня. Более того, как вы понимаете, я не заключаю с вами сделку в каком-либо общепринятом смысле. Мы оба выше этого. Между нами никогда не будут упоминаться деньги, документы или подписи, это само собой разумеется. Но мне кое-что нужно, — она отвернулась от шторы и устремила на него светло-серые глаза. — Вы ни на кого не похожи, мистер Ивнинг, и именно это ваше качество, не скажу, покорило меня (вам не под силу кого-либо покорить), но вернуло мне важную частичку меня самой — просто потому, что вы такой и так сильно хотите того, чего хотите!

Полностью накрыв ее носовым платком лицо, так что голос доносился, словно из-под простыни, он промямлил:

— Я не выношу общество, миссис Оуэнс, — от этих слов она словно примерзла к шторе. — А общество, к сожалению, включает вас и вашу сестру. Я не могу приходить и разговаривать, не люблю званые ужины. Но если бы я их любил, то безусловно предпочел бы вас.

— Поразительная откровенность! — миссис Оуэнс растерялась, не зная, куда ступить, на что смотреть. — И восхитительное хамство! — она быстро все обдумала. — Хорошо, очень хорошо, мистер Ивнинг… Но на хорошем далеко не уедешь! — воскликнула она, повысив голос до оглушительной громкости, и с удовлетворением отметила, что мистер Ивнинг нервно заерзал. Платок упал, и к ней наклонилось густо покрасневшее лицо с закрытыми глазами.

— Вам не придется разговаривать, — миссис Оуэнс отвергла эту мысль с некоторым отвращением, — и не придется слушать. Если хотите, можете храпеть в своем кресле. Но если вы будете приходить, скажем, раз в неделю, для начала этого более чем достаточно. Вы могли бы считать этот дом неким залом ожидания — ожидания того дня, который обязательно наступит для всех, и в первую очередь — для нас… Вы будете ожидать, например, в четверг, а мы выделим вам эту комнату и еду, которой вы вправе пренебречь: вам нужно просто коротать время. Я могла бы показывать вам, — она мельком взглянула на чашку, — ту или иную вещицу, разумеется, всего пару штук за посещение, и это бы скрасило ваше ожидание, — она усмехнулась. — Но, безусловно, я еще долго не покажу вам того, что хранится вон там, — она кивком указала на верхние этажи. — Наконец, если вы продолжите свои визиты, могу вас заверить, что ваше ожидание окупится, как сейчас принято выражаться. Не стану вдаваться в дальнейшие подробности.


Еще от автора Джеймс Парди
Малькольм

Впервые на русском языке роман, которым восхищались Теннесси Уильямс, Пол Боулз, Лэнгстон Хьюз, Дороти Паркер и Энгус Уилсон. Джеймс Парди (1914–2009) остается самым загадочным американским прозаиком современности, каждую книгу которого, по словам Фрэнсиса Кинга, «озаряет радиоактивная частица гения».


Руфанна Элдер

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Я — Илайджа Траш

Престарелая, но прекрасная наследница нефтяного состояния уговаривает истекающего кровью чернокожего юношу следить за объектом ее желаний — девяностолетним Илайджей Трашем, актером ослепительной красоты. Однако прекрасный Илайджа любит только одно существо — своего немого правнука. Впервые на русском языке — сюрреалистический роман великого американского прозаика.


Рекомендуем почитать
Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.


Ресторан семьи Морозовых

Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!


Непокой

Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.


Запомните нас такими

ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.


Три жизни

Опубликованная в 1909 году и впервые выходящая в русском переводе знаменитая книга Гертруды Стайн ознаменовала начало эпохи смелых экспериментов с литературной формой и языком. Истории трех женщин из Бриджпойнта вдохновлены идеями художников-модернистов. В нелинейном повествовании о Доброй Анне читатель заметит влияние Сезанна, дружба Стайн с Пикассо вдохновила свободный синтаксис и открытую сексуальность повести о Меланкте, влияние Матисса ощутимо в «Тихой Лене».Книги Гертруды Стайн — это произведения не только литературы, но и живописи, слова, точно краски, ложатся на холст, все элементы которого равноправны.


Пиррон из Элиды

Из сборника «Паровой шар Жюля Верна», 1987.


Сакральное

Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.


Процесс Жиля де Рэ

«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.