Мистер Ивнинг - [29]

— Земляничного джема, — повторила она в некотором смущении.

— Зачем? — Гиббс в нетерпении положил гармонику.

— Мне вдруг так захотелось, я пошла и приготовила. Он уже настоялся, можно есть.

В ее старом сером лице было столько отчаянья, что Гиббс согласился.

— А еще я сварила свежий кофе, — добавила она с неким жеманством, словно кофе здесь тоже диковина и экзотика.

— Я уже выпил, спасибо. Принеси только джема.

— Спиро всегда угощает тебя кофе? — спросила она с горечью, которая непроизвольно подступила, пока они стояли на кухне.

— Не знаю, — отрезал он.

— А я-то думала, вы каждый вечер видитесь, — сказала Мерта с напускной беспечностью.

— Я никогда не слежу, чем он угощает, — громко и равнодушно произнес Гиббс.

— Тебе большую или маленькую тарелку? — с нажимом спросила она.

— Маленькую, черт возьми.

— Гиббс! — вскрикнула она, но затем спохватилась: — Маленькую — так маленькую, дорогой.

— Ты что-то хочешь сказать, но постоянно себя одергиваешь! — рявкнул он и, забрав у нее тарелку джема, с грохотом поставил на покрытый клеенкой крошечный кухонный столик.

— Гиббс, только давай не ссориться, у мамы сегодня жутко болит голова.

— Ну, так ложись спать, — сказал он громовым голосом.

— Может, и лягу, — тихо ответила она, села и начала есть джем прямо из миски. Она съела почти всю красную и тугую, как резина, пародию на земляничный джем, торопливыми глотками выпила кофе со сгущенкой.

— Спенс изводил меня весь вечер, — сказала она. — Твердил, что мне было бы веселее, найди я себе мужика!

Она рассмеялась, но Гиббс никак не отреагировал.

— Я знаю, что ничего не могу предложить мужчине. Нужно смотреть правде в глаза.

— Зачем ты так говоришь: «Нужно смотреть правде в глаза»? — оборвал ее Гиббс.

— Разве это неграмотно? — удивилась она и вынула ложку изо рта.

— Любой мудак может сказать: «Нужно смотреть правде в глаза».

— Зато ты у нас выражаешься очень культурно, — парировала она.

— Ага, нужно смотреть правде в глаза, — сказал он глуховато, достал из кармана гармонику, взглянул на нее и бесшумно положил на клеенку.

— Мне всегда хотелось, Гиббс, чтобы у тебя все было хорошо. Я старалась с самого твоего детства. Но без отца, и со всем этим…

— Ма, мы же сто тысяч раз обсуждали. Неужели нельзя забыть, что я рос без отца, а ты всю жизнь ишачила, чтобы наверстать упущенное?

— И то правда, давай все забудем. Господи, а я весь джем слопала, — весело сказала она.

— Ага, я заметил.

— Но я хочу жить только для тебя, — снова сказала она страстно, думая лишь о своих чувствах, и протянула к нему руку. — Ты — все, что у меня есть, Гиббс.

Он уставился на нее. Она плакала.

— Я не могла ничего тебе дать. Знаю, таких, как я, друзьям не показывают.

— Ма, черт возьми.

— Не ругайся, — перебила она. — Может, я и неграмотная, и по-английски говорю неправильно, но я не богохульница и тебя никогда этому не учила. Так-то вот, — она достала носовой платок и вытерла глаза, отчего они показались еще более старыми и уставшими.

— Ма, — он опять взял гармонику, — нет у меня никаких друзей.

— Нет? — усмехнувшись, переспросила она, а затем, перестав плакать и вникнув в смысл фразы, снова властно спросила: — Что значит «нет»?

— То и значит, ма. Нет у меня никаких друзей.

— Ну, может, Спиро.

— Ох уж этот гречонок. Опять к нему вернулись.

— А откуда им, по-твоему, взяться — друзьям-то?…

— Разве ты не ходишь в колледж, как все остальные? — выпалила она скороговоркой. — Неужто мы не стараемся, Гиббс?

— Не кипятись. Мне все равно, потому что друзей у меня нет. И я ничем тебя не попрекаю.

— Ты ходишь в колледж, и у тебя должны быть друзья. Разве не так?

— Слушай, черт возьми, ходить в колледж и заводить друзей — не одно и то же. Особенно для такого парня, как я…

— А что с тобой не так? Ты же симпатичный, красивый мальчик.

— Ма, черт.

— Немудрено, что этот грек тебя рисует. Ты ведь красавчик.

— Да не в том дело, — сказал он с тоской. — Спиро просто нужно кого-то нарисовать.

— Не понимаю, почему у тебя нет друзей. Ведь все при тебе: внешность, ум, ты можешь говорить и вести себя благородно, если захочешь…

— В этом колледже надо быть богатым. А родители должны быть.

— Так вот в чем дело? — она внезапно побелела и взглянула ему прямо в лицо.

— Ма, я не имел в виду тебя. Я сказал это вовсе не для того, чтоб тебе.

— Тихо, молчи.

— А может, все-таки лучше об этом поговорить, ма?

— Я ничего не в силах изменить. Что было, то было — прошлого не воротишь. Может, я и согрешила, перед тем как ты появился на свет, Гиббс.

— Ма, умоляю, речь не о тебе.

— Я стояла за тебя горой, Гиббс, — словно давая показания перед глухим судьей, тараторила она. — Ты не вправе этого отрицать.

Она уставилась на него, как полоумная.

— Хотелось бы мне посмотреть, как эти богатейки со своими жирными холеными муженьками делают ту же работу, что и я, — теперь она уже не могла остановиться: с губ сами собой слетали слова, обычно приберегаемые для долгих, бессонных, полных ненависти ночей.

Она быстро встала, будто собираясь выйти из комнаты.

— Ни мужа, ни отца во всем доме! Хотела бы я посмотреть, что бы они делали на моем месте. Да будь они прокляты!

Побледнев так же, как она, и съежившись, Гиббс выжидал.