Миссия. Войны, от которых я сбежал - [3]
СЕСТРА. Что ты, он чешского не ест. Мало что мизантроп, так еще и ксенофоб.
ВЛОДЗИМЕЖ. Не так сурово. Напишите что-нибудь душевное, а потом проверьте почту.
МАТЬ. А что почта, когда ты раз в месяц пишешь.
ВЛОДЗИМЕЖ. Не совсем.
СЕСТРА. Но почти.
ВЛОДЗИМЕЖ. Напишите мне, что соскучились, что вам меня не хватает, что любили, даже когда я весь изгваздывался в вермишели, что я не такой затраханный и придурочный, как кажется, и так далее, по максимуму.
МАТЬ. Не выражайся.
ВЛОДЗИМЕЖ. Спустись к ящику.
МАТЬ. Заклинивает, при минус трех уже заклинивает, открыть трудно.
ВЛОДЗИМЕЖ. К ящику, я тебе помогу.
МАТЬ. Что?
СЕСТРА. Говорит, что очень просит.
ВЛОДЗИМЕЖ. Кончайте спорить, к ящику.
МАТЬ. Ну ладно, иду уже.
ВЛОДЗИМЕЖ. Ну и па.
МАТЬ (держит вынутое из ящика письмо). Что «па»?
ВЛОДЗИМЕЖ. Просто па-па.
СЕСТРА. Ты должен был помочь нам писать.
ВЛОДЗИМЕЖ. Я передумал (выходит).
Мать рыдает.
СЕСТРА. Что случилось? Мам? Мы пишем дальше?
Мать не отвечает.
Влодзимеж, один.
ВЛОДЗИМЕЖ. Я и забыл уже, как ходят на лыжах. Помню только, как выглядит заснеженный склон. Знаю, что с каждым днем в горной хижине я пропускаю еще один день потенциальной войны. Меня не беспокоит даже минусовая температура на дворе. Боюсь, что умру с голоду. Но лучше с голоду, чем на войне.
Влодзимеж, Планета Зима.
ПЛАНЕТА ЗИМА.
ВЛОДЗИМЕЖ.
ПЛАНЕТА ЗИМА
ВЛОДЗИМЕЖ. А почему здесь дети?
ПЛАНЕТА ЗИМА.
ВЛОДЗИМЕЖ
ПЛАНЕТА ЗИМА
ВЛОДЗИМЕЖ
ПЛАНЕТА ЗИМА
ВЛОДЗИМЕЖ
ПЛАНЕТА ЗИМА
ВЛОДЗИМЕЖ
(тупо смотрит прямо перед собой.)
Вчера я видел туриста с телефоном. Он меня не видел. Вроде бы. Я довольно быстро скрылся в доме. Он говорил по телефону, а я его не слышал. Старался только стоять, застыв как мертвый, и не дышать. Удалось.
Командир подразделения, Влодзимеж.
КОМАНДИР ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ. Влодзимеж. Влодек. Однополчанин, если можно так выразиться. Я был твоим командиром, и хотя ты частенько всё просирал и неспособен был выполнить даже простейший приказ, потому как ты — мудак египетский и жополиз сирийский, мне жаль, что ты грызешь песок, вместо того чтобы и дальше драть задницы афганским террористам, которые покусились на то, что для нас свято. Я знаю, что ты не хотел бы жить в стране, где тебя больше нет, потому ты и лежишь где лежишь. Ты всегда был эгоистом, но это я тебе тоже прощаю, что тут поделаешь. Мне много чего приходит в голову ad hoc, иначе говоря — в данный момент. Когда мы вместе служили в Ираке, я не знал, что мы встретимся еще и здесь, на собственной территории, встав стеной навстречу джихаду, который на нас напал. Потому как джихад — он и есть джихад. Если бы тебе хватило ума хотя бы не высовывать голову из окопа, мне не пришлось бы сейчас попусту разливаться над твоим дешевым, безвкусным, тесным гробом, но это уже случилось, а прошлого не воротишь, разве что на Страшном суде, хотя подозреваю, что там мы будем стоять в двух абсолютно разных группах, и случая поговорить не представится. Поскольку, дорогой Влодек, ты в последний момент решил свалить на хрен, вместо того чтобы защищать меня и остальных, если можно так выразиться, однополчан, то теперь ты уже, наверное, догадываешься, какими это грозит последствиями. Раз уж хотел, так мог бы слинять и пораньше, еще до того, как начался этот ад. Итак, хрен моржовый, знай, что чести у тебя ни на грош, и твоим сучьим долгом было уничтожать врагов, а не драпать на хрен, обосравшись со страху. А значит, лежи где лежишь и не двигайся. Мне тебя не жаль, и никому тебя не жаль, кроме твоих матери с сестрой, которые наверняка еще не знают, что ты сдох. Я отправил им письмо, как каждый месяц, но ты же сам знаешь, пока вести до них дойдут, пройдет еще какое-то время. Лежи как лежишь, а я сваливаю, как видишь, если ты это видишь, но, сам понимаешь, не буду же я тут стоять как вилы в навозе, особенно в пургу и при минус девяти. Аминь.