Миссия в Ташкент - [104]

Когда мы путешествовали по степи, нам рассказали о туркмене, разыскиваемом за убийство, который, как полагали, находился где-то в этих местах. Я сказал, что должно быть совсем не трудно его поймать, достаточно было устроить засаду у колодца, куда он должен был приехать за водой. Ничуть не бывало он приучил свою лошадь есть бараний жир! В таком случае животное могло обходиться без воды в течение нескольких недель!

Где-то в полдень 28 декабря Мандич сломался. Он несколько дней страдал от болей в спине, но не говорил об этом. Теперь он сказал, что он не может ехать дальше. Я подсчитал, что мы находимся на расстоянии в сто шестьдесят верст от Оксуса и сто двадцать от Мургаба. Трудно было найти худшее место в пустыне на нашем пути для такого несчастного случая, впрочем, и долина Мургаба, контролируемая большевиками, вряд ли могла являться местом нашего приюта и отдыха. Я сказал, что он должен ехать, а мы попробуем ехать помедленнее и сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь ему. Он в ответ заявил, чтобы мы ехали, а он останется и умрет здесь один. Тогда его жена начала рыдать. Некоторые члены нашей группы стали мне говорить «Оставьте его, мы должны ехать, у нас нет ни еды, ни воды, и мы все умрем, если задержимся». Я сказал, что этого не будет. Но тут одному из наших проводников в голову пришла замечательная идея. Одна из наших запасных лошадей была иноходцем[105] и могла двигаться более спокойным для всадника ходом. Мы разгрузили эту лошадь, положили на нее седло Мандича, и Мандич затем сел на нее. Он вздохнул с облегчением и сказал, что это совсем другое дело, и на такой лошади он готов всегда ездить!

Вскоре после этого мы подъехали к каким-то брошенным хижинам. Стены их были сделаны из веток саксаула, и к нашей радости щели в стенах от ветра были заткнуты пучками травы. Мы повыдергивали ее и дали нашим лошадям, умирающим от голода. Каждой лошади досталось немного, но съели они ее с жадностью. Если у нас случались задержки в пути, как например, во время водопоя у колодцев или как в случае задержки с Мандичем, мы обычно компенсировали их, проезжая еще несколько миль после захода солнца, если могли разобрать дорогу. В этот день в сумерках мы потеряли дорогу и вынуждены были остановиться.

На следующее утро наши проводники признались, что они совсем потеряли дорогу. Я подсчитал, что мы были приблизительно в восьмидесяти верстах или пятидесяти милях от реки Мургаб. Долину реки или скорее полосу возделываемой земли вдоль реки контролировали и охраняли большевики; наши проводники знали людей из одного поселка, где они надеялись получить помощь и продовольствие. Было сомнительно, что мы сможем ехать по компасному азимуту, так как лошади не смогли бы проделать такой долгий путь без воды. Они были изнурены нашим долгим путешествием с очень скудным кормом, а последний раз они пили в полдень предыдущего дня. При этом шанс проехать таким образом случайно мимо колодца был настолько призрачным, что он мог быть исключен. Но даже если бы все эти трудности были бы преодолены, большая, уставшая и измученная жаждой группа людей, спешащая к реке, возможно, при этом, безо всякой надлежащей предосторожности, становилась легкой добычей наших большевистских врагов.

Ситуация, конечно, была серьезной. Тогда один из туркмен, бывших с нами, сказал, что он мог бы найти колодец, но в стороне от направления нашего маршрута. Мы согласились, чтобы он повел нас. После трехчасового, скорее безнадежного путешествия, он сказал, что он все еще надеется, но думает, что до колодца должен быть еще часа три езды. В конце этих трех часов он оценил необходимое время для поиска колодца еще в два часа, но он совершенно не был уверен в том, что мы вообще его найдем! В любом случае, как он сказал, если мы не встретим людей у колодца, то не сможем добраться до воды, так как он слишком глубокий. В силу своей неопытности, я не испугался этого. Со всеми веревками и ремнями из упряжи тридцати лошадей мы, так или иначе, добрались бы до этой воды. В глубине моего сознания, однако, таился страх, что, чтобы напоить такую большую группу людей и животных, потребуется так много времени, что первые ее получившие захотят снова пить до того, как успеют напиться последние.

Сразу после того, как нам пообещали еще два часа дальнейшего пути, мы внезапно вышли к колодцу с хижиной и стадом овец около него. Мы были спасены, и можете только себе представить наше ликование. Это место называлось Юр Чилик. В самом деле, было удачно, что мы встретили здесь людей, иначе мы бы все умерли от жажды. Как оказалось, колодец был глубиной семьсот пятьдесят футов,[106] что мы измерили шагами по длине веревки, и у нас не было никаких шансов добраться до воды. Сама веревка такой длины была слишком тяжела, чтобы перевозить ее на лошади. Колодец был зацементирован по краям и давал необычное эхо. Вода поднималась в большом кожаном мешке, веревку, перекинутую через шкив, тянули два верблюда. Каждую порцию воды верблюды вытягивали девять минут. Задача подъема воды в маленьком ведерке руками с целью напоить тридцать лошадей была бы совершенно безнадежной. Вода из этого и нашего следующего глубокого колодца была чудесной, кристально прозрачной и без всякого вкуса соли. До этого нам приходилось все время, начиная с момента отъезда из Бухары, за исключением времени, проведенном в Бурдалыке, пить солоноватую и грязную воду.