Миссис По - [6]

Шрифт
Интервал

– У меня в самом деле такой скептический вид?

Он только улыбнулся.

– Этот портрет нужно показать моей семье. Домашние постоянно ставят мне в вину возмутительную импульсивность, но я не настолько импульсивна, чтобы притащить в дом бродячую собаку, или кормить на задворках бездомных кошек, или потратить все свое содержание на детей-сирот. У меня разумная и практичная импульсивность. На самом деле, я постоянно сомневаюсь, как и любой мыслящий человек. Ведь на любую проблему можно взглянуть с разных сторон.

– Должно быть, в церкви у вас возникают затруднения.

Я увидела, что он улыбается.

– Иногда, мистер Осгуд, бывает так, что лучше не обращать на что-то внимания.

Он открыл было рот, словно собираясь что-то сказать, но потом вроде бы передумал.

– Я считаю, – произнес он после паузы, – что это наилучший вариант.

Мы улыбнулись друг другу.

Он поклонился.

– Вы разрешите мне написать ваш портрет, мисс Локк? Это будет огромная честь для меня. – Должно быть, я выглядела так, словно сомневаюсь в чистоте его намерений, потому что он добавил: – Это можно сделать прямо тут. А здешние служители за нами присмотрят.

– Я вам доверяю.

– Такой скептик, как вы? Я польщен.

Мы оба рассмеялись и договорились встретиться на следующий день тут же. Еще до того, как мой портрет был готов, он сделал мне предложение. Не прошло и месяца, как мы поженились, несмотря на бурные возражения моих родителей. Я думала, что они станут наносить нам визиты и поймут, что в Сэмюэле, несмотря на подкачавшее происхождение, масса достоинств, но этого не произошло: в отличие от меня, любовь не была для них самой важной вещью на свете. Отец исключил меня из завещания. Мать отказалась встречаться со мной. Но я была настолько пьяна любовью, что мне не было до этого никакого дела. Медовый месяц еще не окончился, а я уже ждала ребенка.

Я была на восьмом месяце беременности, мы жили в Англии, Сэмюэл писал тех, кто принадлежит к сливкам британского общества, и я вдруг поняла, почему ему так охотно позируют дамочки: он ублажал их в постели с тем же энтузиазмом, с которым работал над их портретами. Я обнаружила, что всего лишь одна из многих, хотя, насколько я знаю, единственная, на ком он был женат, – во всяком случае, я надеялась на это ради благополучия моей дочери. Сэмюэл утверждал, будто я так хороша, что он просто обязан был заполучить меня в собственность. Сомнительная честь.

Дочери уже проснулись. После быстрого умывания в тазике они были одеты, закутаны в шали и после завтрака препровождены за стол в гостиной цокольного этажа. Сегодня о школе не могло быть и речи – у Винни болело ухо, а Эллен никак не могла оправиться от простуды.

Элиза отправилась нанести визит приболевшей подруге, младшие дети Бартлеттов были наверху на попечении прислуги. Мистер Бартлетт[17] ушел в свой маленький книжный магазинчик «Астор-хауза», плод его извечной страсти к печатному слову. Уютная комната с низким потолком была полностью в нашем с девочками распоряжении. Из-за общей стены с кухней сюда доносилось какое-то домашнее погромыхивание кастрюль, окна полуподвального помещения так заиндевели, что за ними виднелись лишь смутные очертания брюк и юбок проходящих по тротуару людей. Я взяла экземпляр «Американ Ревью» и раскрыла его на «Вороне», чтоб выполнить свое собственное домашнее задание. Отбивая пальцами ритм, я читала про себя строфу за строфой, а потом пробормотала:

– Какое-то трюкачество. Это же просто игра слов.

Я прочла вслух:

И взирая так сурово, лишь одно твердил он слово,
Точно всю он душу вылил в этом слове «Никогда»,
И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он,
Я шепнул: «Друзья сокрылись вот уж многие года,
Завтра он меня покинет, как надежды, навсегда».
Ворон молвил: «Никогда».
Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной.
«Верно, был он, – я подумал, – у того, чья жизнь – Беда,
У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченье
Рек весной, чье отреченье от Надежды навсегда
В песне вылилось о счастье, что, погибнув навсегда,
Вновь не вспыхнет никогда».[18]

Заметив, что девочки слушают, я остановилась.

– Ты сочиняешь новые стихи? – спросила Винни.

– Нет. Эти стихи написал мистер Эдгар По.

– Прочти нам их целиком!

– Разве тебе не надо работать над своими собственными стихами? – сказала Эллен.

– Надо, – ответила я. – Я скоро начну. Авы возвращайтесь к своей работе. Вы же не хотите, пока не ходите в школу, отстать от других ребят.

Я вернулась к «Ворону» в надежде понять, почему такие несуразные вирши завладели воображением читающей публики, и перешла к следующей строфе:

Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая,
Кресло я свое придвинул против Ворона тогда,
И, склонясь на бархат нежный, я фантазии безбрежной
Отдался душой мятежной: «Это – Ворон, Ворон, да.
Но о чем твердит зловещий этим черным „Никогда“,
Страшным криком „Никогда“».

– Вот-вот! – Ия отбросила журнал.

– Что, мамочка? – спросила Винни.

– Все эти глупые аллитерации – это просто складные, скверные, скудоумные сказочки.

Лицо Эллен стало столь же серьезным, как лицо судьи на заседании.

– Ты хочешь сказать, что это бездарная, бессмысленная, больная болтовня?


Рекомендуем почитать
В поисках праздника

Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.


Испытание

Жизнь… Она такая непредсказуемая, никогда не знаешь, что ждёт тебя за поворотом. Победа или проигрыш, правда или ложь. В наше время между ними уже практически стёрты грани. Одно не может существовать без другого. Но нельзя сказать, что это плохо. Всё в жизни переплетено, и во всём есть определённый смысл.Кто такой шпион? Бездушная, жестокая машина, которая живёт тем, что работает на одних людей и предаёт других. Но кто-нибудь задумывался, что этот шпион чувствует, что творится в его душе.В этом произведении описывается жизнь одной шпионки, её мысли, чувства.


Пасека

Геннадий Александрович Исиков – известный писатель, член Российского Союза писателей, кандидат в члены Интернационального Союза писателей, победитель многих литературных конкурсов. Книга «Наследники Дерсу» – одно из лучших произведений автора, не зря отрывок из нее включен в «Хрестоматию для старшего школьного возраста „Мир глазами современных писателей“» в серии «Писатели ХХI века», «Современники и классики». Роман, написанный в лучших традициях советской классической прозы, переносит читателя во времена великой эпохи развитого социализма в нашей стране.


Плотник и его жена

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третий номер

Новиков Анатолий Иванович родился в 1943 г. в городе Норильске. Рано начал трудовой путь. Работал фрезеровщиком па заводах Саратова и Ленинграда, техником-путейцем в Вологде, радиотехником в свердловском аэропорту. Отслужил в армии, закончил университет, теперь — журналист. «Третий номер» — первая журнальная публикация.


И конь проклянет седока

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.