Миссионер - [51]

– Сильнее… Ещё… Сильнее… Миленький мой…

Аполлон делал размашистые резкие толчки, слегка наклонившись и держа, да что, там держа – прямо скажем, натягивая Катю на своё задубевшее естество за роскошные бёдра.

Чувствуя, что близится развязка, Аполлон выдохнул заботливый, истинно джентльменский вопрос:

– Можно туда… кончать?

– Да-а-а, – простонала в ответ Катя, и добавила после очередного протяжного крика, – о-о-о, как хорошо… Как мне хорошо… Милый мой…

Их тела делали уже сумасшедшие движения навстречу друг другу. Наконец, когда темп этих сумасшедших скачек стал просто бешеным, Катя вдруг замерла, задержала дыхание – стало слышно, как стучит по Аполлоновой спине вода, – по её телу пробежала конвульсия, попка задёргалась с невероятной быстротой, и в этот самый момент из её горла вырвался такой силы пронзительный вопль, что Аполлону, несмотря на то, что он в этот момент тоже кончил, показалось, что у него лопнули барабанные перепонки. Он просто не осознавал, что это был двойной вопль, что он сам тоже взвыл почище Кати, потому что в этот самый, кульминационный, момент Катя в своих оргастических подёргиваниях крутанула один из кранов, а скорее, сразу оба в разные стороны, и на спину Аполлону хлынул чуть ли не кипяток.

Аполлон отскочил в сторону, развернув за собой прижатую к его животу попку Кати ещё прочно сидящим в сжавшемся влагалище рычагом. Та вскрикнула и, видимо, почувствовав, как из неё выскальзывает столь вожделенная штуковина, взмахнув руками, ухватила Аполлона за задницу и крепче прижала его к своей попульке. Она продолжала наслаждаться, в то время как Аполлону было не до наслаждений – горела стремительно покрасневшая спина, а в забинтованном темечке что-то стрельнуло, и сознание помутилось. Если бы не Катина стремительная поддержка, он, наверное, и не устоял бы на ногах.

Почувствовав неимоверную слабость и ухватившись, чтобы не упасть, за Катины роскошные груди, сжав и оттянув их при этом так, что, казалось, вот-вот выдавит из них всё и оторвёт, он безвольно повис на её спине и преклонил бедную свою голову на её шею. По иронии судьбы – никогда нельзя сказать с уверенностью, чего хочет женщина, особенно в сексе – это оказалось именно тем, что от него требовалось для закрепления достигнутого сексуального эффекта. Катя, продолжая прижимать к себе побледневшего и сразу как-то осунувшегося Аполлона, и не давая выскользнуть из своей расщелины его сморщившемуся перчику, откинув назад свою восхитительную головку с закрытыми глазами, нежно проворковала:

– О, милый мой… Аполлоша… Мой Аполлон, – и тут же кокетливо добавила, – ты думаешь, это всё? Хочу ещё…

Аполлон, не ожидавший такого скорого захода на новый виток, не знал, что и сказать. Да и что говорить? – Спина, мол, горит, верхняя голова трещит, нижняя только что опустилась, и, чтобы её поднять, нужно время? Милочка, ведь так быстро это не делается даже в здоровом состоянии! Наше устройство отличается от вашего коренным образом. А те неиссякаемые потоки спермы, которые изливаются из пенисовых перпетуум-мобиле в порнухе, это всего лишь сметана…

– Ты бесподобен, милый мой, хороший! Хочу ещё… – капризно-настойчиво повторила Катя. – Мы будем заниматься этим с тобой всю ночь… с перерывами на работу…

– Да-а-а? – только и смог простонать угасающий на глазах Аполлон.

– Да, любимый мой! Это только начало, мой хороший… Я так этого ждала… Так изголодалась!

– Ну, если ты его поднимешь… – с трудом выдавил, поморщившись и скрипя зубами, Аполлон, и сделал попытку приподняться с её спины.

Катя не заставила себя долго просить.

– Подниму, – весело сказала она и, отпустив его задницу, повернулась к нему лицом.

Аполлону с трудом удалось улыбнуться. Но чего не сделаешь ради женщины?! Он улыбнулся так, что она даже не заметила, как ему, извините, хреново. Но, скорее, она не заметила потому, что просто была не в состоянии замечать что бы то ни было, что не относилось к её разбуженной неуёмной страсти.

С детским задором она присела на корточки перед ним. Аполлон повис на краниках, приходя в себя, и машинально вновь отрегулировал температуру воды.

А Катя тем временем занялась его нижней головкой. Аполлон лишь догадывался, какие манипуляции она там проводила – он закрыл глаза и, увлекая за собой, как на поводу, Катю, сел на лавку. Катя устроилась между его ног на решётке, в непоколебимой решимости достигнуть задуманного. Хотя, если быть точнее, это была уже потребность, насущная необходимость.

Аполлон, страдальчески сморщившись, осторожно прислонился горящей спиной к мокрой скользкой стене, расслабился. Как раскалывается голова! И спина горит… "Зря она старается – ничего у неё не выйдет", – пожалел он Катю. Это были его последние сознательные мысли. Голова его безвольно опустилась на грудь. Он то ли уснул, то ли потерял сознание.

Опять же, трудно сказать, сколько прошло времени, но очнулся Аполлон от пронзительного крика. Такого знакомого, такого родного!

Он вздрогнул, медленно поднял голову, медленно разлепил веки… Сомнений не было, это кричала Катя. Но прямо перед его глазами была отнюдь не Катя, а большое неясное белое пятно. Постепенно пятно приобрело чёткие контуры и превратилось в… большую, белую, как Антарктида, упитанную жопу, на каждой половинке которой было вытатуировано по человечку с лопатами, сходящимися внизу расщелины, как раз в том месте, где у "Антарктиды" предполагалось известное отверстие. Жопа эта энергично ходила взад-вперёд, при этом обладатель её прямо-таки гарцевал на месте, переминаясь с ноги на ногу, и кочегары подбрасывали ему в задницу уголька, который был на лопатах.