Миссионер - [32]

– Хочу тебя… – услышал Аполлон возле самого своего уха томный шёпот.

Что ему было ответить? Извини, мол, Танечка, мне этой ночью проводница Валюша чуть не откусила, случайно, конечно, одну ответственную штуковину, по причине чего я не могу выполнить твою законную просьбу? Аполлон молча продолжал раздраконивать юное нежное создание. Одна рука Аполлона делала массирующие движения между ног Тани под задравшейся юбчонкой, а вторая рука сжимала одну из грудей, сосок которой был у него во рту.

– Хочу тебя… Давай… – просила Таня, и даже приподнимала попку, чтобы Аполлону было удобнее снимать с неё трусики.

Надо было что-то делать. Или хотя бы отвечать. И Аполлон не нашёл ничего более подходящего для ответа, как стандартный женский отказ:

– Не надо…

Однако Таню такой ответ, похоже, только ещё больше раззадорил.

– Давай… Ну давай же… Хочу, миленький… Аполлон… – шептала она, сладко постанывая.

Аполлон всунул в заветное, исходящее густым липким соком, отверстие несколько пальцев и работал ими, стараясь подвести партнёршу к спасительному пику, после которого, по его расчётам, у неё должен был спасть пыл. Но пик не наступал, пыл не спадал, а в Танюшином голосе всё больше слышалось настойчивости:

– Хочу… Его… Возьми меня…

И, как бы подсказывая, кого это – "его", Таня быстренько сунула руку Аполлону за пояс сразу под трусы и поймала торчащий колом несчастный член. По её одухотворённому истинно женской сутью лицу пробежала счастливая улыбка – видно, колышек ей понравился.

– О-о-о… Какой он у тебя большой! Давай… Аполло-он…

Аполлон едва сдержался, чтобы не заорать от страшной боли. Сквозь сдавленный стон, больше похожий на стон раненого, чем занимающегося любовью, он хрипло выдавил:

– Не надо… Таня… Не надо… Ой-й-й…

– Надо, миленький, надо… Давай… Ну дава-а-ай же… Смотри, какой он у тебя молодец…

– Не надо… Не надо… – как заведенный не то стонал, не то рычал Аполлон. – А-а-а… Отпусти…

– Ну давай же… Хочу почувствовать его в себе…

Оставив в покое грудь, Аполлон попытался разжать мёртвую хватку Тани на своей покусанной плоти. Но куда там! Она клещом вцепилась в колышек как в сокровище, и сжимала его как клещами.

– Не надо, Таня… Прошу тебя… Отпусти… Ой-й-й…

Перед Аполлоном стояла уже только одна цель – освободиться от захвата. Колышек ещё стоял только по инерции, да под давлением руки девушки. Аполлон вытащил свою вторую руку из-под Таниной юбки, и уже двумя руками пытался избавиться от Таниной смертельной хватки в его штанах.

В этот момент машину занесло и основательно качнуло – видно, ещё не протрезвевший Бочонок слишком уж плотно закрыл глаза и вильнул по этой причине в придорожную канаву. Таня оперативно поползла вниз по зерну, не выпуская, однако, из руки Аполлонова Ваньку-встаньку и по инерции попутно хватаясь второй рукой за спасительную соломинку, которой в данной ситуации совершенно случайно оказалось ухо Аполлона.

– А-а-а… – разнеслось над знаменитым партизанским лесом.

Это в глубине России душераздирающе вопил сверхсекретный агент ЦРУ.

Глава V

Новый житель посёлка Рабочий

Когда грузовик Бочонка спустился по дороге с пологого пригорка посреди пшеничного поля, солнце уже клонилось к закату.

Перед самым спуском, у развилки с отходящей вправо грунтовой дорогой, стоял указатель, извещавший, что, ежели направо пойдёшь – через один километр в Синель попадёшь, а ежели прямо, то – без всяких километров в пос. Рабочий. Грузовик спустился прямо.

Сразу за спуском по обе стороны от дороги стояло несколько деревянных домов под шиферной крышей, а ещё через полсотни метров раскинулся пруд, через водоспуск из которого – в виде шлюза – был перекинут бетонный мост. За мостом дорога шла уже по плотине, обсаженной по обе стороны вербами. Ещё дальше, за плотиной, в сотне метров, виднелся высокий сплошной забор спиртзавода, о наличии которого справа, из-за верхушек деревьев извещало монументальное белокаменное здание и высокая металлическая труба.

На пологом берегу пруда у моста с полдюжины ребят лет четырнадцати-пятнадцати в одних плавках играли в карты. Ещё несколько вихрастых голов виднелись среди фонтанов брызг в воде.

Машина Бочонка остановилась у моста. Бочонок вылез из кабины, отцепил из-под кузова старое помятое ведро, бросил его в воду у берега рядом с одним из пацанов.

– Эй, Шнурок, набери-ка воды.

Тот, кого назвали Шнурком, зачерпнул ведром воду, поднёс к машине. Бочонок поднял капот, открыл крышку радиатора, из которого повалил густой пар, начал заливать воду.

Аполлон приподнялся на зерне, сел, повертел головой, сверкая во все стороны своими зеркальными очками. Окончив рекогносцировку местности, приступил к осмотру собственной персоны. На брюках сверху донизу отчётливо проступила серая позорная полоса от въевшейся за дорогу в мочу пыли. И как он её раньше не заметил?

Аполлон открыл свою сумку, достал из неё шорты.

В это время Бочонок закончил заливать в радиатор воду, опустил капот и стал водружать на место ведро. Подняв голову и увидев осторожно снимающего брюки Аполлона, Бочонок встал на подножку, заглядывая в кузов:

– Чё, Американец, скупаться хочешь?

Аполлон спросонья никак не мог разобрать, где у его шорт верх, а где низ – сосредоточенно крутил ими в разные стороны. Из шорт вдруг выскочил какой-то блестящий круглый предмет и упал на зерно у края борта рядом с рукой Бочонка. Бочонок поднял предмет. Это оказалась большая никелированная коста-риканская монета достоинством в пять колонов.