Миссионер - [24]

Аполлон обогнул здание вокзала, которое, как оказалось, со стороны улицы находилось на приличном возвышении, и спустился по ступенькам. Перейдя дорогу – безо всякого покрытия, если не считать какую-то тёмно-серую дробь, похожую на шлак, – на которой кое-где виднелись лужи, он очутился перед одноэтажным кирпичным зданием, побеленным извёсткой, с аккуратным цветочным палисадником под окнами, разделявшими две двери. Над одной из дверей весела вывеска "Продмаг", над другой – "Столовая". Дверь в столовую, у которой стояло несколько прислонённых к ограде палисадника велосипедов, была открыта. Аполлон вошёл в проём, приятно щекотавший обоняние кухонными запахами. За входной дверью оказалась ещё одна дверь, тоже открытая, но занавешенная, наверное, от мух, грязно-серым марлевым пологом.

Внутри столовой было многолюдно и, соответственно, шумно. Справа от входа, у стойки буфета, толпились в основном мужчины, оживлённо переговариваясь и жестикулируя. Было заметно, что настроение у всех приподнятое. В просторном зале за некоторыми из столов сидели клиенты, из того же разряда, что и толпящиеся у стойки.

"Обеденное время, вот и толпа". Аполлон был прав. Но только отчасти. Главное же – в столовую только что завезли свежее пиво. Да ещё какое – бочковое!

Упитанная блондинка с закрученными в мелкие кудряшки волосами и розовым лицом, в белом халате не первой свежести, орудовала массивными, из толстого рифлёного стекла, пивными кружками.

"Наверное, натуральна блондинка – брюнеток таких розовых не бывает", – оценил намётанным глазом Аполлон, приближаясь к буфету. Осмотрел содержимое витрины-холодильника. На маленькой тарелочке – пол-яйца, залитые майонезом и сервированные зелёным горошком; ещё на такой же тарелочке – три подвяленных кружочка помидора; на третьей – пара маленьких рыбёшек, с нарезанным, тоже подвяленным, зелёным луком; на жестянках с фигурно завёрнутыми краями – салаты: квашеная капуста с вкраплениями того же зелёного лука и тёртая красная свёкла с помалиновевшим майонезным пятном.

Вся очередь, как оказалось, жаждала только пива, а не обеда. Некоторые, правда, к пиву брали рыбёшек с луком. У других с собой была вяленая рыба – таранка. Это слово – "таранка" так и висело над толпой. Это было необходимое дополнение к пиву, предмет гордости настоящего завсегдатая пивных.

Аполлон протиснулся к прилавку, на котором нашёл листок с меню, написанным от руки. Странно. В меню не было ни одного мясного блюда, только рыбные: рыбный суп, рыбные котлеты, треска жареная… А Аполлону страсть как хотелось чего-нибудь посущественней, желательно мяса.

– А что, мяса нет? – спросил он буфетчицу.

Та выразительно посмотрела на него, после того как наполнила очередной бокал:

– Какое вам мясо? Вы, молодой человек, что, с Луны свалились? Сегодня ж четверг.

– Ну и что, что четверг? – не понял Аполлон.

– Как что? – вопросом на вопрос ответила буфетчица. – Рыбный день.

– Какой рыбный день? – продолжал допытываться слегка изумлённый Аполлон.

– Ладно… Ты чё дурачком-то прикидываешься? – ещё более выразительно посмотрела на Аполлона буфетчица. – Думаешь, очки напялил, что глаз не видно, так и повыпендриваться можно? Некогда мне тут шутки с вами шутить… Вас много, а я одна!

Очередь любителей пива уже недовольно ворчала. Окончательно сбитый с толку, Аполлон заказал уху, рыбные котлеты с картофельным пюре, взял тут же, в буфете, хлеб, салат из капусты, и два стакана компота, на две трети заполненных сухофруктами. Весь этот его заказ приняла щупленькая маленькая старушка – уборщица, по просьбе буфетчицы. Та была занята пивом – совала под кран пустые кружки, наполняла их, принимала освободившуюся посуду, споласкивала, опять совала под кран. Кран на длинной металлической трубке торчал из деревянной пузатой бочки. Из этого сооружения каким-то образом торчал рычаг ручного насоса. Этим насосом орудовали, согласно подходящей очереди, жаждущие пива.

Аполлон взял у уборщицы два коротких обрывка серой бумажной ленты, на которых корявым почерком, старательно послюнявив карандаш, старушка вывела "уха – 05" и "котл.", и, заплатив тридцать семь копеек, пошёл к раздаче – окошечку в кухню, расположенному в середине зала.

Получив свой обед, Аполлон сел за свободный столик у окна и, с блаженством вытянув ноги под столом, осмотрелся. На стенах столовой, выкрашенных серо-зелёной краской до половины высоты – верхняя часть была побелена, – по всему периметру висело несколько информационно-назидательных плакатов: "Хлеб – драгоценность, им не сори, хлеба к обеду в меру бери", "У нас порядок такой – поел, убери за собой", "Приносить и распивать спиртные напитки категорически запрещается! За нарушение – штраф!", "Диетический стол". Под последним плакатом стоял стол, заваленный грязной посудой. На простенке между двух окон в рамочке под стеклом висела пожелтевшая бумага с каким-то рукописным текстом. Заголовок большими вылинявшими красными буквами гласил: "Социалистические обязательства коллектива железнодорожной столовой на…", далее был вклеен белоснежный прямоугольник – "1982-й год".

К соседнему столику подошли двое мужчин с кружками пива в обеих руках. Заметив на столе грязную посуду, осмотрелись, затем один из них повернулся к Аполлону.