Мисс Сильвер приезжает погостить. Гостиница «Огненное колесо» - [7]

– Не слишком рано для чая? Я приготовлю… – спросила она и увидела, как он снова нахмурился.

– Нет. Со мной Фэнси – Фрэнсис Белл. Мы гостим у Риетты. Она пошла к Харди сделать прическу и, когда выйдет оттуда, хотела выпить чаю.

Ясные глаза Элизабет задумчиво остановились на его лице.

– Не хочешь привести ее сюда? У меня есть кекс по совершенно новому рецепту.

– Хочу.

Элизабет кивнула.

– Прекрасно. Тогда мы можем просто посидеть и поговорить. Расскажи мне о ней. Она твоя подруга?

– Нет.

Он не собирался этого говорить, но едва сказав, подумал: «Боже, это же правда!» Во что он вляпался и насколько сильно? Как если бы он ходил во сне, а потом внезапно проснулся и увидел, что одна нога зависла над пропастью.

– Расскажи о ней, Карр. Какая она?

На его лице вновь появилось измученное выражение.

– Она похожа на Марджори.

– Я видела Марджори только один раз. Она была очень красива.

Сказано это было без злости, однако оба помнили эту встречу, потому что именно после нее Элизабет спросила: «Ты влюблен в нее, Карр?» Они тогда сидели вдвоем в этой самой комнате, и когда он посмотрел в сторону, не в силах встретиться с ней взглядом, она сняла помолвочное кольцо и положила на подлокотник кресла между ними. Он продолжал молчать, и тогда она вышла через дальнюю дверь и поднялась по старой лестнице в свою комнату наверху. И он позволил ей уйти.

Это было пять лет назад, но казалось, случилось лишь вчера.

– Почему ты дала мне уйти?

– Как я могла тебя удержать?

– Ты и не пыталась.

– Нет, не пыталась. Я не хотела удерживать тебя, раз ты хотел уйти.

Он промолчал, потому что не мог сказать: «Я не хотел уходить». Он знал Элизабет всю свою жизнь, а Марджори – каких-то три недели. Когда тебе двадцать три, романтичным кажется все новое, неизведанное и неожиданное. И если при ближайшем рассмотрении далекий чарующий пейзаж превращается в пустыню, виноват в этом только ты сам. Марджори не стала другой; ему всегда приходилось себе об этом напоминать.

Он наклонился вперед, зажав руки между коленями, и заговорил сначала прерывисто, а потом торопливо.

– Знаешь, она не виновата. Жизнь со мной была ужасна… И ребенок умер… У нее ничего не осталось. Денег не хватало. Она ведь привыкла весело проводить время, чтобы вокруг было много людей. Я ничего не смог предложить ей взамен. Квартира была очень тесная, она терпеть ее не могла. Меня вечно не было дома, а когда был дома, то в отвратительном настроении. Ее не за что винить.

– Что произошло, Карр?

– Меня отправили в Германию. Демобилизовался я только в конце того года. Она никогда не писала много, а потом и вовсе перестала. Я получил отпуск, вернулся домой и застал в квартире чужих людей. Она ее сдала. Никто не знал, где она. Когда я вернулся окончательно, я попытался отыскать ее. Я снова поселился в той же квартире, потому что надо же мне было где-то жить, и получил работу в литературном агентстве. Его основал один мой друг, Джек Смизерс. Помнишь, он учился со мной в Оксфорде? Он был ранен во время войны, и его демобилизовали до того, как стало совсем страшно.

– А потом?

На мгновение он поднял глаза на Элизабет.

– Мне почему-то казалась, что она может вернуться. И она вернулась. Была очень холодная январская ночь. Я пришел домой чуть за полночь и увидел, что она, скорчившись, сидит на диване. Она, должно быть, сильно замерзла, потому что на ней не было пальто, только костюм из тонкой ткани. Она взяла в спальне пуховое одеяло, зажгла электрический камин, и к моему приходу у нее поднялась высоченная температура. Я вызвал врача, но у нее уже не было никаких шансов. Тот мерзавец, с которым она сбежала, бросил ее без гроша во Франции. Она продала все, чтобы вернуться домой. Она рассказала мне об этом, но не назвала его имя. Сказала, что не хочет, чтобы я его убил. После всего, что он с ней сотворил – она говорила в бреду, так что мне все известно, – после всего этого она все равно была от него без ума!

Он замолчал. Раздался голос Элизабет:

– Может быть, она беспокоилась о тебе.

Он зло рассмеялся.

– Не беспокоилась! Она хранила его фотографию. Вот откуда я все знаю, и вот как я однажды его найду. Фотографию она хранила под крышкой пудреницы. Полагаю, она думала, что никто фото там не найдет, но она, конечно, не знала, что умрет. – Голос его стал хриплым. – Если бы ей кто-нибудь об этом сказал, она бы не поверила.

– Бедная Марджори!

Он кивнул.

– Фотографию я сохранил. Когда-нибудь я его найду. Она обрезана так, что остались только голова и плечи, а картон с обратной стороны содран, чтобы фотография поместилась в пудреницу, так что имени фотографа нет. Но если я его встречу, сразу узнаю.

– Никто не остается безнаказанным, Карр. Не пытайся строить из себя палача. Это не по твоей части.

– Разве нет? Не знаю…

Повисла тишина. Элизабет не нарушала молчания. Она откинулась на спинку кресла и наблюдала за ним из-под темных ресниц. Длинные тонкие руки спокойно лежали на коленях. На ней была зеленая юбка, кремовый свитер с высоким воротом, почти полностью закрывавшим длинную шею, и маленькие жемчужные сережки.

Карр снова заговорил:

– Знаешь, Фэнси очень на нее похожа. Прежде она работала манекенщицей, а сейчас она хористка и танцовщица – правда, безработная. Она много трудится и хочет добиться успеха. Надеется получить роль в пьесе из постоянного репертуара, как она это называет. Не думаю, что она хоть сколько-нибудь умеет играть на сцене. Ей нужно внимательно относиться к тому, как она произносит гласные, потому что в Степни, где она выросла, они звучат иначе. Кажется, ее родители до сих пор живут там, и ей даже в голову не приходит уйти от них в свободное плавание, потому что она очень хорошая девушка и очень любит свою семью.