Мисс Черити - [69]
Я так увлеклась, что не сразу поняла, что за мной наблюдают. В глазах окружающих за мной прочно утвердилась репутация чудачки или, хуже того, — художницы. Я же просто радовалась, что не теряю время попусту. Когда визитные карточки кончились, я сложила их в ридикюль, сожалея, что не нарисовала ни одного лица, только силуэты. Мистер Эшли все еще танцевал, путь был свободен, и я вышла из шатра. От жары, музыки и непрерывного рисования у меня кружилась голова. У меня не было подходящей обуви для прогулки, однако я бодро зашагала к ближайшей рощице. Я чувствовала, что мне необходимо хоть недолго побыть одной. Одиночество на природе — совсем не то, что одиночество на празднике.
Мисс Тиддлер!
Мистер Эшли заметил, как я ухожу, и побежал за мной.
Неужели и вы считаете меня отверженным?
Его тон показался мне не слишком любезным.
Добрый день, мистер Эшли. Как поживаете?
Вы не расслышали мой вопрос?
Я расслышала ваш вопрос. Как поживаете?
Просто чудесно. Купаюсь в благодати. Ведь так всегда ощущают себя влюбленные?.. Это еще один вопрос, на который вы не станете отвечать.
Шагая рядом, мы удалялись от гостей.
Чем вы занимались в своем уголке? Мне показалось, вы рисовали…
Итак, он меня видел. А мне-то казалось, что он занят только вальсом. Я созналась, что рисовала танцующих, и рассказала о том, как редактор, мистер Маршалл Кинг раскритиковал моих человеческих персонажей.
Вы не виноваты. Просто вы лучше разбираетесь в мышах, чем в людях.
Мышей легче уговорить позировать.
Я в вашем расположении, мисс Тиддлер, если вам нужен натурщик.
Мои щеки залил румянец, и я подставила лицо порыву ветра.
Что возвращает нас к предыдущему вопросу: считаете ли вы меня отверженным?
Он подождал пару секунд, потом пробормотал: «Гробовое молчание…»
Пришла пора возвращаться — родители уже наверняка беспокоились.
Помните нашу последнюю беседу, мисс Тиддлер? Вы дали мне совет, вы сказали, что стоит попросить повторной встречи с директором театра Сент-Джеймс. Помните? Кивните хоть в знак одобрения, мисс…
Я изобразила улыбку. Я еще в жизни никого так не слушала, как его сейчас. До звона в ушах.
Я сделал, как вы советовали. Добился повторного прослушивания. Собираюсь играть «Ричарда III».
О нет!
Мистер Эшли завернулся в воображаемый плащ и продекламировал с дурашливой свирепостью:
Он рассмеялся.
Я буду играть Петруччо.
Мы снова оказались среди гостей; пришло время расставаться.
Желаю вам удачи, мистер Эшли.
Подарите мне что-нибудь, какую-нибудь вашу вещицу. На удачу в день прослушивания.
Сердце колотилось у меня в груди. Что же ему подарить? Цветок со шляпки? Носовой платок? Я открыла ридикюль и увидела визитные карточки. Недолго думая, я взяла ту, на которой вальсировал он сам. Вложив карточку ему в руку, я сразу ушла, не дожидаясь ответа; но в душе пожелала: «Храни вас Бог, мистер Эшли!»
25
Лето промелькнуло одним золотым росчерком. Прогулки пешком по лесам и лугам, поездки на тележке, запряженной Нефертити. Я всегда носила с собой папку, и местные дети, едва завидев меня, подбегали, играли с Кипером и требовали рисунки. Все малыши уже успели купить «Мастера Питера», все страшно этим гордились и рассказывали, с каким нетерпением ждут «Мадемуазель Дезире». Мама сопровождала меня редко: она находила прогулки на природе крайне утомительными. Тогда-то мне и пришла в голову мысль присоединиться к папе с преподобным Брауном, которые рыбачили после обеда. Мое появление их скорее удивило, чем обрадовало. Какое-то время я просто наблюдала, а потом принялась за эскизы. Я задала папе несколько технических вопросов по рыбной ловле. Как только речь заходила об удочках, папа превращался в болтуна. Внезапно я осмелела и попросила у него удочку, чтобы якобы «лучше понять движение». Первые несколько замахов вышли не совсем удачными, но затем папа пробормотал: «Да-да, правильно». Я вспомнила берега Тумела в Питлохри, как я прыгала с камешка на камешек и жалела, что мама запретила мне брать в руки удочку.
Я хочу научиться удить.
Собственный тон показался мне каким-то чужим и по-детски капризным, и я подумала, что папа меня отругает. Но он, наоборот, показал место с лучшим, по его мнению, клевом в это время суток, где я могла бы практиковаться в забрасывании удочки с берега. Он вложил удилище мне в руку, показывая, как надо забросить; и я снова услышала, как он бормочет: «Именно так, да-да». Со второй попытки мне повезло. Там, где блесна упала в воду, я увидела серебристую тень — и леска натянулась. Она только слегка дернулась, но папа закричал так, что я подпрыгнула на месте.
Да! Да! Получилось! Подсекайте ее, Бога ради! Огромная! Держите крепче! Я помогу… Нет, лучше вы сами. Боже мой, она сейчас все испортит… Вот раззява! Нет! Да! Давайте же! Она просто великолепна, великолепная форель! Ну же, держите себя в руках!
