Мисс Черити - [48]
Это оказалось проще, чем я думала. Когда мама и мисс Дин, закрывавшие меня от мистера Эшли, отошли, он сам заметил меня и чуть не уронил трость. Поймав ее у земли, он поднял бровь, словно обращаясь ко мне. Актерский опыт придавал его мимике исключительную выразительность. Эта его поднятая бровь будто говорила: «Неужто вы, мисс Черити! Как, вы сегодня не мучаете стрекозу? Тогда, верно, вы умираете от скуки!» Не ответив на его взгляд, я демонстративно отошла от всех якобы рассмотреть витрины. По звуку я поняла, что кто-то подошел.
Некрасиво меня избегать, мисс Тиддлер.
Я не избегаю. Напротив, я хотела поговорить с вами наедине.
О небо, так она, оказывается, меня любит! А я-то боялся признаться в своих чувствах…
Не глупите. Послушайте, Энн собирает всех в театр в субботу вечером. Она хочет, чтобы Лидия увидела вас в обличье… в обличье…
…женщины.
Именно так.
Но это же просто замечательная мысль. Это одна из моих лучших ролей! Доброго дня, мисс Тиддлер.
Я почувствовала себя глупо. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Я больше не мешала кузине готовить ее капкан, расхваливать субботнюю комедию в Варьете и зазывать туда всех, кого только можно. Презиравшей актеров Лидии все-таки не терпелось посмотреть на выступление мистера Эшли. Но поскольку она начисто забыла тот день, когда мадемуазель пересказывала краткое содержание «Ложных клятв», то вряд ли могла даже представить, какая на самом деле у него будет роль.
Театр Варьете в Брайтоне оказался не таким жалким, как в Лондоне, но и не таким роскошным, как в Питлохри. Мы заняли две ложи напротив сцены. Энн решила сесть рядом со мной, чтобы без помех делиться со мной эмоциями и щипать меня за руку.
Как только занавес поднялся, я сразу узнала Анжелику. Она так и осталась Несчастной, которую расклеенные у входов магазинов афиши величали «Мисс Розамунда Блэкмор, восходящая звезда Лондона».
В третьей сцене, когда Скарамуш вскричал: «Ах, я вижу моего хозяина!», Энн схватила меня за плечо. Вот и выход мистера Эшли. И вот он входит…
Но… это же не он!
Действительно, мистера Эшли заменил Барон в маске.
На следующее утро, пока все еще спали, Глэдис поскреблась в дверь моей спальни. Подойдя на цыпочках, она передала записку.
От очередного вашего ухажера, мисс. А какой красавчик!
Премного удивленная, я ускользнула в уборную, чтобы открыть конверт и прочитать:
Кеннет Эшли благодарен мисс Тиддлер за ее любезное предупреждение.
Кеннет Эшли от всей души надеется, что и впредь мисс, Тиддлер будет заботиться о нем так же, как о своих крысах и прочих сверчках.
К. Э.
18
С мистером Эшли мы больше не виделись: он уехал со своей труппой. Его записка заняла почетное место в корзинке Питера, рядом с письмами Бланш и Ульриха Шмаля. По возвращении в Лондон в конце сентября я первым делом вспомнила о своих старых друзьях. Бланш писала мне, что они переехали в коттедж, который нарекли «Мечты о розах», и открыли школу для девочек из хороших семей. Мои ответные письма к ним не отличались содержательностью. Все лето я общалась с Энн, поэтому в голове у меня было пусто.
Первый день в классной комнате стал катастрофой. Ни малейшего желания работать. Я открывала книгу — и тут же ее закрывала. Грызла карандаш в тщетных попытках отыскать вдохновение — и откладывала его в сторону, зевая. Слава Богу, на следующий день от герра Шмаля пришло приглашение. Хотя мне было уже почти восемнадцать, я по-прежнему скрывала от мамы, что часто бываю у Шмалей. Ничего никому не сказав, я вышла из дома через черный ход. На улице я не осмелилась ни подозвать кэб, ни обратиться к кучеру на стоянке фиакров. Поэтому впервые в жизни поехала на омнибусе. Внутри было тесно и дурно пахло, поэтому я подобрала юбки и полезла на крышу по кованой лестнице. Слишком поздно я осознала, что очутилась одна в компании ухмыляющихся мужчин; неприятнее всего было сидеть с одним из них спина к спине. Я сдвинулась на самый край сиденья и при каждом толчке хваталась за поручни. На этом несчастья не кончились: пошел дождь; удерживать над собой раскрытый зонт и не вылететь при этом на мостовую оказалось непростой задачей.
Оказалось, что южный пригород Лондона, где поселилась чета Шмалей, — все же не край земли. Последние пенсы я отдала уличной детворе, которая от нечего делать взялась меня сопровождать: я ведь не знала, где живут мои друзья, знала только название их коттеджа: «Мечты о розах». Когда мы подошли, я убедилась, что свое имя дом получил не зря: никаких розовых кустов не было и в помине, о них оставалось только мечтать. Садик, очевидно, тоже пригрезился Бланш — я разглядела лишь пару пучков травы, торчавших между булыжниками. Только дверной колокольчик оказался на месте. Я позвонила.
Мисс Тиддлер, как вы сегодня замечатель…
Тут он запнулся, поскольку выглядела я в точности как мокрая половая тряпка.
Что же вы умолкли, Ульрих? Подбросьте полено в огонь да позвоните, чтобы подали чай! А вы раздевайтесь, Черри!
Она осторожно встала с кресла-качалки и подошла меня обнять. Я заметила, что цвет лица у нее здоровый, но щеки как будто припухли, а походка стала медлительной. Тотчас закралась тревога: вдруг Бланш несчастлива в браке? Ульрих отправился на поиски служанки, которая сновала между гостиной и кухней. Мы с Бланш уселись с двух сторон от камина.
Клеберу — семнадцать, его старшему брату Умнику — двадцать два, но у него мозги трехлетнего ребенка. В раннем детстве из-за генетического заболевания он остановился в развитии. После смерти матери мальчиков отец отправляет Умника в интернат, откуда Клебер его забирает и братья едут в Париж. Там они снимают комнату в квартире, в которой уже обитают четверо студентов. Тут-то и начинается самое интересное.
Когда тебя зовут Спаситель, сложно не чувствовать себя ответственным за спасение мира. Спасителю Сент-Иву (рост 1 м 90 см, вес 80 кг, чернокожий) предстоит спасти Марго (14 лет), которая режет себе руки; Эллу (12 лет), которая падает в обморок на уроках латыни; Сирила (9 лет), который до сих пор писает в постель; трех сестер Оганёр (5, 14 и 16 лет), чья мама ушла от папы к подруге… Спаситель Сент-Ив — клинический психолог. Но получается так, что, работая с чужими проблемами, Спаситель забывает о своих собственных.
Нильсу 13 лет, он живет с дедушкой и не помнит своих родителей. Но однажды он решает забраться на чердак, хранящий страшные тайны. Или нет, постойте, Нильсу 3 года! Он помнит и маму и папу, и помнит, почему они погибли, и почти помнит убийцу… Нет, Нильсу 34, он профессор Сорбонны, специалист по этрускам. А еще он специалист по загадкам и ловушкам нашей памяти. Чтобы разгадать тайну, совершенно необязательно искать улики — надо всего лишь найти потерянную запись воспоминаний, где уже есть и всегда был ответ. Эта книга — первый детектив о Нильсе Азаре, профессоре истории и искателе загадок.
Клинический психолог Спаситель Сент-Ив (рост 1 м 90 см, вес 80 кг, чернокожий) продолжает принимать пациентов. У родителей проблемные дети, у детей проблемные родители… Элла (13 лет) переодевается в мужскую одежду, пишет роман и орет перед зеркалом песни; Бландина (12 лет) злоупотребляет конфетами и почти не спит, зато ее ролики с куклами Пуллип пользуются бешеным успехом на YouTube; Габен (17 лет, Ночной эльф из World of Warcraft) поселился на чердаке своего психолога — вопиющее нарушение профессиональной этики; а Самюэль (16 лет) редко моется и удивлен, что девушки сторонятся его.
Сколько проблем в этой жизни! Можно, конечно, запереться в своей комнате, как Жан-Жак, ни о чем не думать и играть в стрелялки на компьютере. Можно, как Габен, заткнуть уши наушниками и проводить ночи в компании «Ходячих мертвецов». Можно сходить к гадалке, как Фредерика, или, подобно Жерому, сбежать, оставив жену и детей. А можно прийти на консультацию к Спасителю Сен-Иву, клиническому психологу, и посмотреть жизни прямо в лицо. А счастье – оно, может быть, уже рядом, стоит лишь сделать верный шаг.
Мари-Од Мюрай — одна из наиболее интересных французских авторов литературы для юношества. Ни самого автора, ни ее произведения, — серьезные, беспокоящие и одновременно человечные и смешные до слез, — никак нельзя назвать политкорректными.В романе для подростков «Oh, boy!» через историю трех детей, оставшихся сиротами, Мари-Од Мюрай талантливо и с юмором раскрывает сразу несколько тем, о которых обычно не принято говорить: сиротства, тяжелой болезни близкого человека, гомосексуализма, взаимосвязи между ответственностью и взрослением.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».