Мишель Фуко в Долине Смерти. Как великий французский философ триповал в Калифорнии - [28]

— Вы по-прежнему придерживаетесь все той же концепции «смерти человека», его «лицо изглаживается подобно рисунку, сделанному на прибережном песке»? — спросил Джейк. Он рассказал Мишелю, что целый год возил его «Порядок вещей» в своей машине, читая при любой возможности.

— Сейчас я считаю, что эта книга заканчивается слишком пессимистично, — ответил Фуко. — С той поры моя точка зрения изменилась, я более оптимистичен сейчас, особенно, когда смотрю на современную молодежь. Даже во Франции между детьми и их родителями устанавливаются отношения абсолютно нового типа. Я больше не считаю, что человеческое лицо изглаживается. Все это выглядело слишком апокалиптично в любом случае.

Кал рассказал Мишелю, что по его ощущениям, ему требуется психотерапия. Он спросил Мишеля, какую именно тот порекомендовал бы.

— Что вы скажете о фрейдистской? — спросил он.

— Она прекрасно подойдет? — ответил Фуко.

— Надо признать, — сказал я, — что в эти дни Кал, подобно многим из нас, колеблется между революцией и клинической шизофренией…

Фуко громко рассмеялся, не дав мне продолжить, а у меня создалось впечатление, как будто он не знал, что писал Делёз на сей счет.

— …И на мой взгляд шизоанализ подошел бы лучше, — закончил я фразу, когда он успокоился.

— Не может быть общей теории психоанализа, каждый должен сделать ее для себя, — заметил Фуко.

Озеро

Мы достигли крошечного горного озера. Тогда как несколько человек сняли свои туристские шорты и бросились в ледяную воду, другая группа присоединилась к Фуко, расположившемуся на утесе, нависавшем на водопадом. Он любовался стаей голубых соек, которые, обнаружив нас, наблюдали за нами с деревьев в надежде поживиться нашей едой.

Дэвид предупредил Мишеля:

— Не смотрите на них с таким восхищением. Они научились подражать голосам других птиц. С помощью своего оружия эти хищники способны портить жизнь другим пернатым. Они захватывают лес.

— Да, эти сойки напоминают мне некоторые группы людей, — сказал Крис.

Фуко слушал внимательно и подвинулся ближе к Дэвиду.

Спустя немного я снова затеял старый разговор, явно к огорчению Фуко.

— Вы встречались с Клоссовски? Меня очень заинтересовала его идея «креативного хаоса». Эту тему он использует в заключении своей книги о Ницше.

— О, да. Я очень уважаю его. Какая замечательная семья: Рильке был его сводным братом, и Бальтюс, художник…

Фуко внезапно замолчал. Последние слова перед этим он произнес очень серьезным, почти благоговейным тоном, показывавшим, с каким почтением он относился к людям, о которых говорил.

Потом они с Дэвидом болтали о всякой ерунде еще пять минут, а затем Дэвид перевел разговор на более интимные темы, что при его обаянии не составило ему труда. Он посмотрел на Фуко своими глубоко посаженными глазами и спросил:

— Мишель, вы счастливы?

— Я доволен моей жизнью, но не слишком самим собой, — ответил тот.

— Другими словами, вы не испытываете особой гордости за себя, но вас устраивает, как протекает ваша жизнь и какие формы она принимает.

— Да.

— Но это кажется мне немного нелогичным. Если вам нравится, как вы живете, и вы чувствуете некую ответственность за это, тогда, по-моему, у вас не может быть претензий к самому себе.

— Ну, я не чувствую ответственности за то, что происходит со мной в моей жизни.

— А вам не кажется, что Ницше считал важным понять желание, спрятанное внутри у каждого из нас?

— Нет, я не думаю, что он говорил это. Ницше рассматривал силу личности как инструмент борьбы с установившимися моральными устоями, но его воззрения в любом случае не имели ничего общего с индивидуализмом, для которого личность наиболее важна в историческом контексте.

— Фактически, — продолжил Фуко только после мгновенной паузы, чтобы перевести дыхание, — Ницше говорил о том, что человек очень мало ответственен за свою природу, особенно с точки зрения того, что он считает собственной моралью. Она определяется его сущностью человека. А та не предопределена заранее, человек формируется под весом моральных традиций, а не сам по себе.

— Как, по вашему мнению, на Ницше повлияла его болезнь? Действительно ли он сошел с ума из-за своей интеллектуальной позиции, того самого «креативного хаоса», недавно упомянутого Симеоном?

— Что касается здоровья Ницше, здесь есть два аспекта. Во-первых, он был очень болен и его тело разрушало его. Он был ужасно болен. Вы должны рассматривать его жизнь с этой точки зрения. Конечно, безумие Ницше — факт. Но…

Фуко замолчал резко, не сумев совладать с раздражением.

Я вмешался, спросив, когда работы Ницше, французские переводы которых, насколько я знал, он сам редактировал, произвели наибольшее впечатление на него.

— Я читал несколько, еще будучи студентом в Париже, но по-настоящему увлекся Ницше после моего возвращения в Париж из Швеции в 1959 году. С тех пор я не могу понять, почему он не значил так много для меня, когда я изучал философию в качестве студента.

— Мне кажется, Мишель, — вклинился в разговор Дэвид, — что вы ницшеанец отчасти, поскольку следуете его девизу «Жить опасно».

Фуко рассмеялся и спросил:

— Откуда такое мнение?

— Ну, что вы скажете о путешествии в Долину Смерти? — поинтересовался Дэвид, наморщив лоб.