Мишель Фуко в Долине Смерти. Как великий французский философ триповал в Калифорнии - [27]

— Вы друзья с Альтюссером? — поинтересовался Кал.

— Он был моим учителем и советчиком, но, по моему глубокому убеждению, Маркс и в мыслях не держал, что его работы будут по косточкам разбирать будущие поколения. Он писал их в качестве ответа на существовавшие в его пору условия, и рассчитывал, что они сразу найдут применение на практике.

— Если сравнивать с Сартром и Альтюссером, какова, по-вашему, роль интеллектуала в обществе? — спросил Джон.

— Я сейчас смотрю на него как на функционера в какой-то степени. Их сегодня существует множество разных видов. Некоторые университетские интеллектуалы сотрудничают с бизнес-интеллектуалами, представители других типов сидят во всевозможных комитетах, решая общественные проблемы. Интеллектуал — это изготовитель инструментов, и он не может диктовать или знать заранее, как его творение используют люди. Даже в этой части он не провидец.

— То есть вы категорически не согласны с точкой зрения ленинистов Лукача о неком авангарде партийных интеллектуалов, знающих невидимую массам истину, — подытожил Кал.

— Абсолютно.

Костер начал гаснуть, поэтому Фуко предложил, что он нарубит еще дров. Когда он пошел к складнице, мы могли наблюдать за ним с крыльца. Дэвид предупредил его о больших гремучих змеях, которых хватало в окрестностях, однако тем самым он нисколько не напугал нашего гостя. Выбрав несколько приличных поленьев, Фуко разрубил их на мелкие части очень быстро. Все удивленно вытаращили глаза. Где известный парижский интеллектуал научился так ловко орудовать топором? Никто и представить не мог, что Вольтер или Сартр справились бы с такой задачей столь же легко.

— Но я же самый обычный человек, — услышал я, как Мишель сказал Джону, который отправился ему на помощь. Как результат, обитатели Медвежьего каньон прозвали его Кантри Джо Фуко, насколько я понимаю, за простые манеры и таланты.

Когда я подошел к нему, он говорил с Джоном о сексуальности.

— Jouissance[10], — как раз произнес он нежно.

— Что вы сказали? — влез я в чужой разговор нетактично, тем самым вдобавок показав, что плохо понимаю французскую речь.

— Jouissance, — повторил Фуко громко, буравя меня взглядом. Казалось, он спрашивал: «Как можно не знать такое слово?» Помимо него в моем присутствии он столь же эмоционально произносил только «amour», «savoir», «vérité»[11].

ЕЩЁ ЧЕРЕЗ ЧАС, проведенный в нашей резиденции и вокруг нее, Дэвид повел нас на прогулку по горам выше его хижины. Мы форсировали ручей и начали подниматься по крутой и узкой тропе, которая вела к залитой солнцем и поросшей кактусами и шалфеем вершине. Вдалеке виднелись заросли юкки.

— Эта юкка выглядит как букет из змей, — сказал я.

— По мне она больше напоминает спаржу, — ответил Фуко, смеясь.

— Когда она цветет, у нее вырастает гигантский фаллос, покрытый красивыми цветами, — объяснил я ему. — Лес из цветущих юкк похож на дворец из пенисов из песчаника, одну из достопримечательностей национального парка Каньонлендс, находящегося в штате Юта.

Фуко отреагировал на мои слова широкой улыбкой.

У Дэвида возникло желание вскарабкаться на большую сосну.

Фуко пришел в восторг, он несколько раз обежал вокруг дерева и крикнул:

— О-ля-ля, о-ля-ля, Дэвид, вы очень смелый!

Когда Дэвид слез с последней ветки, Фуко сказал ему:

— Я влюбился в эти горы благодаря вам, вы подарили мне их.

— Даже прирожденному марксисту вроде вас должны нравиться эти горы, — добавил он потом, обращаясь к Калу.

Все засмеялись.

Кал отвел Фуко в сторону с целью поговорить с ним о психологии. Мы слышали, как Фуко сказал, что наше подсознание формировалось под влиянием других и ради них. И что для его понимания нам необходимо слушать как наш собственный, так и чужие дискурсы.

Немного постояв молча и поглазев на огромный каньон Сан-Антонио, подобно рукам вытянувший свои склоны в направлении видневшегося на горизонте океана, мы продолжили путь вверх по тропинке, которая теперь стала заметно шире. Джейк сказал, что при виде огромных корней сосен, сползающих вниз по склонам горы подобно огромным червям, ему всегда вспоминались «Тошнота» Сартра и «Болезнь к смерти» Кьеркегора.

Фуко спросил нас, почему американцы так одержимы смертью.

— Здесь так много книг о ней, — сказал он. — В Америке бюро ритуальных услуг издалека бросаются в глаза, тогда как в Европе гробовщики предпочитают не привлекать внимания.

— Американцы слишком практичны. Их заранее заставляют думать о потере их вещей, — ответил Джим.

— И эгоистичны, поэтому мысль, что им придется потерять себя, заставляет их дрожать от страха, — сказал Джейк.

— Люди помешаны на религии, все жаждут лучшей жизни в потустороннем мире, — добавил Джон.

— Вы видели фильм «Незабвенная», снятый по повести Ивлина Во о бесподобном лос-анджелесском кладбище Форест-Лаун? — поинтересовался Дэвид.

— О, да, я видел его, — ответил Фуко.

— Он понравился мне и многое рассказал о том, как все происходит в Америке, когда дело касается смерти. Возможно, нам удастся проехать мимо кладбища, и я смогу увидеть вас, стоящего там в голом виде, — добавил он с ухмылкой, имея в виду копию скульптуры Микеланджело, установленную у входа.