Мишель Фуко в Долине Смерти. Как великий французский философ триповал в Калифорнии - [18]

Я взял Мишеля за руку, и мы прогулялись немного. Я сказал ему, что понимаю его беспокойство, а также, что эффект от путешествия получится не столь впечатляющим, если он примет хоть на толику меньше нужного количества. Ему понадобилось время для обдумывания моих слов, но потом он решительно вернулся к Майклу и спросил, как правильно надо обращаться со снадобьем.

Следуя его инструкциям, он смочил кончик пальца, потом прижал субстанцию к нижним зубам и с шумом сделал глотательное движение. Затем мы все втроем прогулялись дальше по Артистс-Паллет, холмы которого переливались разными цветами в лучах заходящего солнца, создавая картинку, напоминавшую мозаику, видимую в трубе калейдоскопа.

Пока мы спускались по насыпи на дно каньона, Мишель молчал, словно погруженный в свои мысли. Майкл нес свою маленькую черную сумку, содержавшую все необходимое, чтобы наше путешествие прошло без проблем. Оказавшись внизу, мы пошли дальше по узкой тропинке, лавировавшей между огромными камнями, порой нависавшими прямо над нами.

— Сколько времени пройдет, прежде чем снадобье начнет действовать? — поинтересовался Мишель.

— От двадцати до тридцати минут, — ответил Майкл. — Однако мы прибавим ему силы с помощью травы и ликера.

Добравшись до трещины между оранжевым и пурпурным холмами, мы расположились на гравии. Майкл зажег трубку. Он уверил Фуко, что несколько затяжек помогут ему достичь более высокого состояния сознания.

Затем Майкл открыл свою сумку и выудил из нее три пластиковых стаканчика и бутылку ликера Гран-Маньер. Я тем временем достал из пачки дорогую сигарету с золотым ободком и разделил ее с Майклом, поскольку Фуко не курил табак. Скоро мы оказались в окружении приятнейших ароматов.

Мишель удобно устроился в расщелине между двумя холмами голубовато-зеленого цвета. В его глазах пряталась тревога, он молчал и выглядел слегка растерянным. Мое беспокойство относительно его робости немного уменьшилось, когда он рьяно потянулся за трубкой, сделал долгую затяжку, а потом передал ее дальше с ухмылкой как у Чеширского кота.

— Во Франции трудно достать чистые наркотики, — сказал он, медленно потягивая свой ликер и очевидно имея в виду наш обладавший соответствующими свойствами эликсир. — Даже приличное зелье, сделанное у нас, попадает в Америку. Я не понимаю этого. Нельзя сказать, что у меня не было возможности попробовать всевозможные вещи во Франции. Мне приходилось бывать на вечеринках, где даже предлагали ЛСД, но, как я уже говорил, мой любовник отказался за нас обоих. Возможно он против галлюциногенов, поскольку у него свое образное отношение к своему телу. В сущности, мы ведь и есть наши тела!

Он помолчал какое-то мгновение, а потом добавил:

— Помимо прочего.

«Вот оно, — подумал я. — Сказанное сейчас Фуко — подлинная революция сознания. Все другие философы на Западе начинали и закачивали разумом и идеями. Для него же главнее всего тело и сила дискурса».

— Я сейчас пишу книгу о теле, — признался Фуко.

— Мне не терпится прочитать ее, — сказал я. — С таким определением человеческой природы вы не оставили камня на камне от всей западной философской традиции. Со времени моего первого путешествия в Долину Смерти я не переставал спрашивать себя, почему, начиная с Платона, философы и теологи последовательно хулили тело и прославляли дух.

Фуко, судя по всему, согласился с моей оценкой, но не стремился развивать эту тему далее. Очевидно, он просто не хотел разговаривать о философии. Мишель и Майкл разбрелись в разные стороны, изучая все вокруг, время от времени они останавливались, чтобы внимательно рассмотреть гальку, лежавшую на земле, порой кто-то из них влезал на какую-нибудь миниатюрную горку, чтобы окинуть взглядом ту или другую вершину, возвышавшуюся вдалеке на фоне темно-синего горизонта. Раскрашенные в яркие цвета слои стенок каньона, они изгибались подобно волнам и постоянно меняли свою толщину.

Я предложил Фуко вместе со мной подняться на выступ, расположенный в ста футах над нижним уровнем пустыни, откуда на нее открывался прекрасный вид. Он вскарабкался по крутому склону с ловкостью акробата. На горизонте прямо перед нами пик Телескоп буравил своей вершиной небо, с которого солнце заливало своим светом долину, раскинувшуюся на двенадцать тысяч футов ниже ее. Майкл расположился на находившемся по соседству холме и включил портативный магнитофон. Пока мы смотрели на тени, вытянувшиеся через равнины, образовавшиеся на местах высохших озер, звуки композиции Чарльза Айвза «Три места в новой Англии» эхом гуляли между стенами каньона. Я и Фуко начали громко смеяться, когда они обрушились на нас, пока мы глазели на солончаки, блестевшие как глазурь на свадебном торте.

— Знаете, — сказал Фуко. — Жене предпочитает смех сексу.

Его признание выглядело так забавно, при мысли о том, сколь важную роль сексуальная тема играет в творчестве этого великого писателя, что мы развеселились еще больше. Тем временем расположенная перед нами гора прямо у нас на глазах приняла очертания пирамиды майя.

— Как по-вашему, в какое-то другое время, в какую-то иную эпоху люди воспринимали землю так, как мы делаем сейчас? — спросил я Фуко.