Миша + Ася - [5]
В ее комнату он проник на цыпочках. Свет не горел, что его удивило — обычно она читала перед сном и засыпала с раскрытой книгой и непогашенным ночником. Миша приходил, гасил свет и убирал книгу — еще один семейный ритуал. Он включил ночник —книги не было, платье валялось на полу, а сама Ася лежала в какой‑то не очень привычной для нее позе — тревожной! — нашлось у него определение. Он вдруг ощутил себя бесконечно виноватым перед ней, и от того, что не мог понять, в чем он конкретно виноват, — делалось хуже некуда. Захотелось разбудить ее и попросить прощения за все, что было и будет. Но глупо! Он присел на пол у изголовья, покосился… Отчетливо увидел волосы, разметавшиеся по подушке, полусогнутые пальцы левой руки, а лицо ее плыло, искажалось до неузнаваемости. Незнакомка манила и отпугивала… Что он, в сущности, о ней знает? И что она знает о нем? Прилепились друг к другу… Любовь или страх?.. Нет, нет — здесь все ясно! Непрошибаемая уверенность—он обязательно сделает ее счастливой— охватила Михаила. Он ведь был так близок к этому. И тогда будет все! Стать гибче, иначе ничего не докажешь, и тогда он сможет продолжить свои работы. Надо сначала продаться немного, чтобы потом иметь возможность быть услышанным. Сначала создать водородную бомбу, а потом начать бороться за ее уничтожение. А может, мне удастся как‑то иначе… Как‑то иначе! А может, я о себе слишком много думаю, и лучшие свои годы я давно профукал, а это всего лишь признаки паранойи… Э–э-э! Михаил огорченно махнул рукой. Начал за здравие, а кончил за упокой. И как всегда в таких случаях, его рефлекторно тянуло закурить и мелькала мысль о выпивке. Покряхтывая, он поднялся с пола и, прежде чем погасить свет, взглянул на Асю прямо, с каким‑то холодным любопытством. Она не шелохнулась, а Миша отчетливо осознал, почему его тянет подсматривать за ней спящей —во сне она была лучше, чище, чем наяву, во сне она ему нравилась безоговорочно.
Миша без видимой цели заглянул в ванную. Постоял около зеркала, покорчил себе рожи, поднес руку к подбородку и задумчиво поскрипел трехдневной щетиной. Не комильфо… и не Майкл Джексон. Решил побриться послезавтра, перед выходом на службу. Он ненадолго замер в нерешительности, словно потерял ориентировку в пространстве, наконец, опустив голову, наткнулся взглядом на свой живот, вздохнул горестно и принялся, достаточно профессионально, пальпировать область правого подреберья.
Ощупывал с застывшим на лице нездоровым любопытством и тревожным ожиданием. Несколько раз поморщился и постановил: ничего, пожалуй, можно еще и выпить сегодня, в виде исключения. Прописанный себе рецепт вернул ему хорошее расположение духа и, замурлыкав пиратскую песнь детства: «В нашу гавань заходили корабли…» — он отправился собирать «лекарства».
Чтобы не пить одному, Миша достал из ящика фотографию Аси, пристроил ее к вазе с цветами, затем снял с серванта игрушечного гномика (этого гнома они всегда ставили под елку, вместо Деда Мороза). Почти Новый год образовался — счас свечу зажгу. Он бросился искать свечку, хотел найти цветную— ведь была же! — но пришлось довольствоваться невзрачным, серым огарком. Пристроил его в рюмку и зажег. На потолке и стенах затрепетали причудливые тени. Лепота! И к горлу подступил комок. Миша поспешно налил себе, но перед тем, как выпить, коснулся рюмкой фотографии и красочного носа гномика и, обернувшись к невыключаемому телевизору, кивнул ребятам из «Взгляда» — «Будем все здоровы! — хлопнул и сразу налил еще. — После первой не закусываю. — Миша все активнее начинал общаться с собой. — Скажу тост… Тихо вы там, — погрозил он пальцем ведущим и зашедшемуся в привычном гневе депутату. Они не послушались, и пришлось ему убавлять громкость. — Вот что я вам скажу, избранники народные, господа вы хорошие, Понтии Пилаты недорезанные… Ну, не парламентское выражение, не парламентское — согласен! Так вы меня оштрафуйте, —вступил он с собой в переговоры, — и не надо пугать —пуганые уже! — и после этих слов опрокинул очередную рюмку. —Дискредитация, дискредитация, а начхать — я все скажу… — Миша приосанился, прокашлялся. — До тех пор, пока партия будет умом, честью и совестью народа —ничегошеньки у вас (подумал и поправился), у нас не выйдет! Вот так! Надо иметь свои ум, совесть и честь… Ergo! Я пью, чтоб так и стало, в конце концов, а все остальное от лукавого: — На этот раз он даже с телевизором чокнулся и бормотнул. — Тебя, Мукусев, не люблю, ты самый меднолобый! Но все равно и за тебя еще выпью… — Он пил и наливал, изредка отщипывая кусочки сыра и поглядывая покрасневшими глазами на экран. Бутылка 0,75, полная в начале вечера, почти опустела —Миша выходил на свой пятничный рекорд (обычно он держал себя в объеме 0,3—0,4 литра). Благостно улыбаясь, блаженный Михаил кивал Асе с гномиком, и было ему так хорошо, что слезы наворачивались на глаза, и тогда он умиленно произносил: — Ишь ты, твою мать — расчувствовался… — И без перехода, видно, по поводу услышанного из телевизора, задал себе строгий вопрос: — А слабо тебе депутатом стать?.. Или президентом беспартийным?.. —Он все сильнее проглатывал окончания слов, давился ими и с неопределенной частотой припадал головой к столу? тут же вздергивая ее по направлению к экрану. — Обсуждайт… — бросал он реплики и хитренько щурился. — Партия начала ее, и она же ее и кончит —козе понятно! Пр–р-авильно… Власть — Советам, земля —крестьянам и все остальное — рабочим… А всякой учености — энто самое! — выразительный жест рукой. — За это выпьем… — Он попытался налить, но сообразил, что промахнется, и приложился к горлышку. Последний глоток оказался лишним —пустая бутылка выскользнула из онемевших пальцев и юркнула под диван. Миша никак на это не отреагировал, голова его обрела вызывающую автономность — она бесконтрольно заходила на шее во все стороны, наконец, пристроилась
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Компания наша, летевшая во Францию, на Каннский кинофестиваль, была разношерстной: четыре киношника, помощник моего друга, композитор, продюсер и я со своей немой переводчицей. Зачем я тащил с собой немую переводчицу, объяснить трудно. А попала она ко мне благодаря моему таланту постоянно усложнять себе жизнь…».
Сюжеты напечатанных в этой книжке рассказов основаны на реальных фактах из жизни нашего недавнего партийно-административно–командного прошлого.Автор не ставил своей целью критиковать это прошлое задним числом или, как гласит арабская пословица: «Дергать мертвого льва за хвост», а просто на примерах этих рассказов (которые, естественно, не могли быть опубликованы в том прошлом), через юмор, сатиру, а кое–где и сарказм, еще раз показать читателю, как нами правили наши бывшие власти. Показать для того, чтобы мы еще раз поняли, что возврата к такому прошлому быть не должно, чтобы мы, во многом продолжающие оставаться зашоренными с пеленок так называемой коммунистической идеологией, еще раз оглянулись и удивились: «Неужели так было? Неужели был такой идиотизм?»Только оценив прошлое и скинув груз былых ошибок, можно правильно смотреть в будущее.
"Идя сквозь выжженные поля – не принимаешь вдохновенья, только внимая, как распускается вечерний ослинник, совершенно осознаешь, что сдвинутое солнце позволяет быть многоцветным даже там, где закон цвета еще не привит. Когда представляешь едва заметную точку, через которую возможно провести три параллели – расходишься в безумии, идя со всего мира одновременно. «Лицемер!», – вскрикнула герцогиня Саванны, щелкнув палец о палец. И вековое, тисовое дерево, вывернувшись наизнанку простреленным ртом в области бедер, слово сказало – «Ветер»…".
«На сигарету Говарду упала с носа капля мутного пота. Он посмотрел на солнце. Солнце было хорошее, висело над головой, в объектив не заглядывало. Полдень. Говард не любил пользоваться светофильтрами, но при таком солнце, как в Афганистане, без них – никуда…».
«… – Вот, Жоржик, – сказал Балтахин. – Мы сейчас беседовали с Леной. Она говорит, что я ревнив, а я утверждаю, что не ревнив. Представьте, ее не переспоришь.– Ай-я-яй, – покачал головой Жоржик. – Как же это так, Елена Ивановна? Неужели вас не переспорить? …».