Миры Роджера Желязны. Том 10 - [6]

, а в мире их осталось не так уж много. Что же до остального, то директор функционирует скорее как антикомпьютер: ты потчуешь его самыми разными фактами, собранными по крупице, цифрами, статистикой, а он превращает все это в помойку. Глубокий взгляд и манера говорить медленно и громко, не сводя с тебя темных глаз; жестикуляцию себе не позволяет, в крайнем случае — очень взвешенную, тогда он широкой правой лапой пилит воздух или же тыкает воображаемых дам своей трубкой; виски седые, но над ними волос еще темен, скулы высокие, цветом лица он как раз для своих твидов (черных костюмов Сэндз старательно избегает), притом он постоянно пытается выдвинуть челюсть хотя бы на дюйм подальше и повыше, чем это представляется возможным. Он здесь политический представитель Земного Правительства на Тайлере и к своей работе относится вполне серьезно, доходя в служебном рвении даже до того, что периодически предпринимает атаки на моральные язвы общества. На Земле он не самый умный человек. Он мой босс. Он также один из близких моих друзей.

Возле него сидел Корт Миштиго. Я чуть ли не кожей осязал, как Фил его ненавидит — начиная от бледно-голубых подошв его шестипалых ступней и кончая полоской розовой краски — знаком принадлежности к высшей расе, тянувшейся по его волосам от виска к виску. Ненавидит не столько потому, что он это он, а потому, как я был уверен, что Корт ближайший наличествующий родственник — внук — Татрама Иштиго, который еще сорок лет тому назад наглядно продемонстрировал, что величайший из нынешних англоязычных писателей — веганец. Сей пожилой господин на том и стоит до сих пор, и я не уверен, что Фил когда-нибудь простит его за это.

Краем глаза (того, что голубой) я видел, как по большой нарядной лестнице на другом конце зала поднимается Эллен. Краем другого глаза я видел, что Лоурел смотрит в мою сторону.

— Меня засекли, — сказал я, — надо пойти выразить свое уважение этому Уильяму Сибруку с Тайлера. Пойдешь со мной?

— М-м… Прекрасно, — кивнул Фил. — Страдание полезно для души.

Мы двинулись к нише и остановились перед двумя стульями, между музыкой и шумом, там, где вся власть и пребывала. Лоурел медленно встал и пожал нам руки. Миштиго встал еще медленней и руки не протянул; пока мы представлялись, он пялился на нас янтарными глазами, и лицо его ничего не выражало. Свободно болтающаяся оранжевая рубашка трепетала каждый раз, когда он подкачивал легкие, которые делали лишь непрестанный выдох из наружных ноздрей у начала широкой грудной клетки. Он коротко кивнул, повторив мое имя. Затем с чем-то вроде улыбки повернулся к Филу.

— Вы не будете возражать против того, чтобы я перевел вашу «Маску» на английский? — спросил он, и голос его прозвучал высоко и с дрожью, как замирающий камертон.

Фил развернулся на каблуках и зашагал прочь. Мне показалось, что веганцу на секунду стало плохо, но затем я вспомнил, что это веганский смех, — что-то вроде козлиного блеянья. Я стараюсь держаться подальше от веганцев, избегая их курорты.

— Присаживайся, — предложил Лоурел. Он хоть и прятался за свою трубку, но выглядел не очень-то ловко.

Я приволок кресло и устроился наискосок от них.

— О'кей.

— Корт собирается написать книгу.

— Ты уже говорил.

— О Земле. Я кивнул.

— Он выразил пожелание, чтобы ты был его гидом в поездке по ряду Старых Мест…

— Почту за честь, — довольно холодно произнес я. — Также любопытно узнать, почему его выбор пал на меня?

— Еще более любопытно, откуда он может знать про вас, так? — спросил веганец.

— Пожалуй, — согласился я, — процентов эдак на двести.

— Я запросил машину.

— Славно. Теперь понял.

Я откинулся на спинку кресла и допил, что у меня было.

— Я начал с проверки Реестра Жизнеобъектов на Земле, еще когда только задумал этот проект, — просто ради исходных данных о человечестве. Затем, раскопав интересную тему, сунулся в Фонд Земных Сотрудников…

— М-да… — пробурчал я.

— И на меня произвело впечатление скорее то, что они не сказали о вас, чем то, что сказали.

Я пожал плечами.

— В вашей карьере много пробелов. Даже теперь никто толком не знает, чем вы занимаетесь большую часть времени… Между прочим, когда вы родились?

— Понятия не имею. Это было в крошечной греческой деревушке, а в те времена обходились без календарей. Хотя мне говорили, что в Рождество.

— Согласно вашей личной карточке, вам семьдесят семь лет. Согласно Жизнеобъектам, вам то ли сто одиннадцать, то ли сто тридцать.

— Я привирал насчет возраста, чтобы получить работу. Тогда была Депрессия.

— Так что я сделал профиль Номикоса, который в общем-то весьма своеобразен, и запустил Жизнеобъекты выуживать физические аналоги с допуском до одной тысячной — во всех банках данных, включая закрытые.

— Что ж, одни коллекционируют старые монеты, другие строят модели ракет.

— Я обнаружил, что вы — это, возможно, три или четыре других человека, все греки, а один из них и вправду личность поразительная. Но вы, конечно, — Константин Коронес, старший из них, родились двести тридцать четыре года тому назад. В Рождество. Голубой глаз, карий глаз. Правая нога искалечена. Та же линия волос, что и в двадцать три года. Тот же рост, те же градации по Бертильону.